Линда Инглвуд - Символ любви
В следующее мгновение Малколм склонил голову – и по всему ее телу будто прошел электрический ток. Джанин даже вздрогнула, настолько его губы были горячими и нетерпеливыми.
Его язык уверенно скользнул ей в рот, заставив молодую женщину напрячься. Малколм обнял ее крепче, и она с новой силой почувствовала натиск его сильного мускулистого тела, одновременно обрадованная и испуганная его страстностью. Одной рукой он провел по ее щеке, затем запустил ее в мягкие густые волосы, все еще продолжая удерживать губы в поцелуе. Наконец, когда воздуха было уже недостаточно, Малколм оторвался от нее и посмотрел ей в глаза. Джанин видела, как вздымается его грудь, и чувствовала, как неистово бьется его сердце.
– Вы полны тайн, – прошептал он с необычайной нежностью. – Кто бы мог подумать, что в вас столько пыла?
Она пыталась прийти в себя и отдышаться и совершенно не знала, что сказать.
– Малколм, я не…
Он протянул руку к ее солнцезащитным очкам.
– Я так хочу посмотреть в ваши глаза.
Он хочет снять с нее очки? Джанин резко отстранилась. Распущенные волосы. Вместо бесформенной юбки облегающие джинсы. Так что темные очки оставались последней защитой, которой она не имела права лишиться.
Лорд Макензи категорически не одобряет, если его сыновья флиртуют с симпатичными горничными и нянями. Но ее, Джанин, симпатичной назвать сейчас сложно. Так почему вдруг Малколм поцеловал ее?
– Мне пора, – быстро произнесла она, не глядя на него.
– Подождите…
Она замотала головой.
– Фиби осталась с леди Элизабет. Она, должно быть, удивляется, почему меня так долго нет.
– Тетя знает, что вы со мной.
– Все равно мне пора идти, – упрямо повторила Джанин.
Она уже повернулась, чтобы исполнить свое намерение, но Малколм снова ее окликнул:
– Постойте! Ответьте: я чем-то расстроил вас?
– Да… Нет… Я… я не знаю…
– Этого больше не повторится.
Он что, хочет ее уволить? Малколм еще раз провел рукой по ее волосам.
– Но я не жалею, что увидел вас в новом свете. В вас много загадок, и мне не терпится разгадать остальные.
Джанин перевела дыхание. Ее не уволят. Это хорошая новость. Плохая же заключается в том, что он хочет узнать о ней больше. И ведь узнает, потому что всегда исполняет то, что обещает.
Нет, нельзя этого допустить ни в коем случае!
– Послушайте, Малколм, раз уж мое первое занятие прошло столь удачно, может, я попрактикуюсь одна?
Он покачал головой.
– Нет, вас еще многому нужно обучить.
Интересно, чему?
– И все же, мне кажется, что я отрываю вас от более важных, насущных дел, – настаивала Джанин.
Что может быть важнее аромата ее кожи и тепла ее губ?
– Наоборот. Научить вас уверенно держаться в седле в короткие сроки – основная задача, которая стоит сейчас передо мной. Через две недели мы поедем на графскую охоту. По традиции каждую весну и осень все Макензи вместе с родственниками и прислугой едут в Элденский лес охотиться, а затем устраивается грандиозный пикник. Вам придется поехать с нами, потому что Фиби тоже примет участие в охоте.
– Понимаю.
Они вместе дошли до замка, и все это время Джанин прилагала отчаянные усилия, чтобы не побежать. Когда же она шла по коридору к своей спальне и Малколма уже не было рядом, ей вдруг подумалось, что он так и не извинился за то, что случилось. Но Джанин была этому даже рада, хотя и предполагала, что он вообще никогда не извиняется, считая себя всегда правым.
С тех пор как мужчины стали обращать на нее внимание, она не могла отделаться от ощущения, что всех в ней интересует только внешность. И была благодарна Малколму, что он поцеловал ее, несмотря на то что она тщательно скрывала свою привлекательность.
Но все-таки ей казалось, что произошло то, чего ни в коем случае не должно было произойти.
5
С того дня, как Малколм внезапно поцеловал Джанин, прошло две недели.
Наступил день традиционной охоты, и она ехала верхом по Элденскому лесу в числе небольшой группы людей – женщин и прислуги. Джанин думала о том, что теперь, сама не желая этого, делит свою жизнь на два периода: до поцелуя и после. Прежде она не подозревала, что в одном поцелуе может быть столько нежности, страсти и огня. Но теперь, испытав это, тайно, не признаваясь даже самой себе, жила надеждой на повторение блаженства.
В то же время ей не давала покоя мысль, почему Малколм повел себя именно так. Ведь она делала все, чтобы казаться непривлекательной. Джанин вспомнились строки из стихотворения самого почитаемого в Шотландии поэта Роберта Бернса:
Над нами свет был голубой,Колосья нас кололи.Я усадил перед собойЕе в ячменном поле.
В одно слились у нас сердца.Одной мы жили волей.И целовал я без концаЕе в ячменном поле.[2]
Вполне естественно, что человек, смолоду начитавшийся такого рода стихов, не будет испытывать особой робости и может поцеловать девушку просто так, от нечего делать.
Тут Джанин на ум пришла совсем уж непристойная песенка, которую как-то напевала горничная:
Кувыркаюсь я с Дженни во ржи.Дженни, не ржи,Эх, Дженни, не ржи!
Джанин поморщилась. Нет, с Малколмом у нее было нечто другое. Это не целовал ее «от нечего делать». В его глазах и прикосновениях чувствовалась неподдельная страсть.
Но почему тогда он не исполнил своего обещания разгадать остальные ее тайны? У него была масса возможностей. Все эти две недели он обучал ее искусству верховой езды, лишь изредка их сопровождала Фиби или леди Элизабет. В основном же, как и на первом занятии, они оставались наедине. Но Малколм не только не попытался снова поцеловать ее или хотя бы завести разговор о том поцелуе, он вел себя так, будто между ними ничего не произошло.
Так и не найдя ответа на мучившие ее вопросы, Джанин прогнала прочь навязчивые мысли и осмотрелась по сторонам.
Они двигались рысью по довольно широкой и утоптанной лесной тропе. Справа от нее ехала Фиби вместе с главным графским конюхом по имени Алан Макнил. Это был красивый молодой человек примерно одного с Джанин возраста. Он поступил на службу в замок уже после того, как она приехала, и все говорили, что никто не умеет лучше него обращаться с лошадьми. Фиби, которую Алан придерживал своей мускулистой рукой, очень интересовало все происходящее вокруг, так как она тоже участвовала в охоте впервые. Девочка вертела головой и постоянно задавала вопросы.
Чуть впереди на красивой белой кобыле ехала Мэрианн. Она преимущественно молчала. Позади Джанин в очень шедшем, ей костюме для верховой езды на вороном жеребце восседала леди Элизабет. Она, как и всегда, пребывала в спокойном и благодушном настроении и то и дело перебрасывалась короткими фразами со всеми остальными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});