Джанет Битон - Стрела Купидона

— Твоя бабушка ищет тебя везде, — откуда-то сзади раздался голос Ника Уоррендера, который беззвучно подкрался к ним в мягких кроссовках. — Манолис сказал мне, что ты здесь, но я отказывался этому верить.

Паника Янни была смешной: — Эмма сказала мне, что все будет в порядке, если я буду ее гостем.

Ник сурово кивнул:

— Я понимаю.

— Она была Ариадной и помогла мне выбраться из Лабиринта — дала нить.

Ник отодвинул стул и сел:

— Итак, Минотавр повержен?

Только сейчас он позволил себе посмотреть через стол в ту сторону, где сидела Эмма. Потом он улыбнулся, и Эмма с внезапной пугающей ясностью поняла, почему она сопротивлялась поцелуям Уолтера Фередэя накануне вечером. Она чувствовала, что не в силах пошевелиться, и щеки горят. Стало тяжело дышать. Это уж совсем смехотворно! Так это не случается! Она была рассудительной и хладнокровной Эммой Лейси. У нее, должно быть, солнечный удар.

Манолис, бармен, поставил перед ними три стакана лимонада.

Ник Уоррендер сказал:

— Ваше здоровье! Это правда, Янни мне сказал, что ты никогда не была в Кноссе?

Она должна была сидеть, потягивать лимонад и каким-то образом поддерживать беседу о Кноссе и археологии на Крите. Она с трудом потом могла вспомнить, что именно она говорила. Но никто не спросил с беспокойством:

«Вы не больны? Вам не дурно?» Никто, очевидно, и не заметил, что для девушки под полосатым зонтом весь мир перевернулся вверх дном.

Когда его стакан с лимонадом опустел, Ник Уоррендер сказал:

— Хорошо, Тесей. Возвращайся к Yiayia, а меня ждет работа.

Он подбросил меч, и Янни поймал его.

— Скажи спасибо мисс Лейси. Пошли! Я понесу остальное обмундирование.

Янни бросился наутек, рассекая воздух своим мечом. Ник Уоррендер собирал вещи своего сына.

— Я прошу прощения, что он снова надоедает. Мы не разрешаем ему бывать там, где гости отеля.

— А он не надоедал мне. Это я вмешалась в его игру, когда он отделывал Минотавра. Было очень мило с его стороны позволить мне участвовать.

Он снова улыбнулся, и она отвернулась. Значит, это была правда. Значит, это случилось! Ее поразило это безумие. Древние греки представляли себе в таких случаях стрелы, пущенные богом.

— Я действительно огорчен, что вам так до сих пор и не удалось поговорить с Марией. Ее отцу очень плохо. Они отвезли его в больницу в Гераклион.

— Пожалуйста, — сказала она, — не беспокойтесь об этом. Потом, когда все пойдет на лад…

— Да, конечно, потом. Мне было приятно слышать, что вы остаетесь. А сейчас, я прошу извинить меня…

— Конечно, — она все еще не смотрела на него. Молодая парочка дурачилась в бассейне, хватая друг друга за ноги. Эмма едва слышала, как он ушел, беззвучный в своих белых кроссовках. Потом она обернулась и наблюдала, как он прошел мимо стены, увитой розами и вошел в отель. Она уронила голову на руки и так и осталась сидеть за столом. «Я влюбилась в мужчину и хочу, чтобы он любил меня. А он ни в малейшей степени не собирается этого делать. О Боже, как это случилось со мной? Я разговаривала с ним всего несколько раз. Я едва знаю его». Но это была неправда. Она знала его. Что-то в глубине ее существа отзывалось на нечто в глубине его. Но что ей оставалось делать? Что могла сделать девушка?

В каком-то оцепенении она дошла до номера леди Чартерис Браун. К четырем часам, как договорились. Старая леди все еще была уставшей после утра, проведенного в городе, и была лишена всякого желания предпринять еще одну поездку.

— Я не желаю есть ни в одной из твоих гадких таверн сегодня вечером, — сказала она.

На обратном пути Эмма сделала заказ на вечер у обходительного молодого человека.

Ей было интересно, в каком родстве состоит он с Ником. Сводный брат? Муж сестры?

Город все еще был словно в полудреме от полуденной жары. В Бюро информации она получила список домов, где сдавались комнаты и карту города, и начала систематично прорабатывать адреса. Она ходила вверх и вниз по крутым улочкам в верхней части города. Она взбиралась по узким переулкам, чьи ступени были выбелены и украшены цветущими лилиями и гвоздиками в зеленых горшках. Домовладельцы демонстрировали дружелюбное участие, когда она доставала фотографии Алтеи. Но для Эммы оказалось довольно сложно разбирать их греческий с сильным критским акцентом. Правда, это едва ли имело значение, так как никто не признавал девушку на снимках. Похоже, никто не видел молодой англичанки.

Солнце уже опустилось низко над западными холмами. Город, море, деревеньки, все было залито тем золотым вечерним светом, который она так хорошо помнила со времени своего давнего пребывания на Крите. Эмма плотно прижалась к выбеленной стене, чтобы пропустить старуху, которая ехала домой верхом на осле. Она была на верхней окраине города. Жизнь внизу оживлялась, вдоль всего побережья начали вспыхивать огоньки. В воздухе стоял густой аромат критских лилий. Крит, остров легендарного царя Миноса и Минотавра, с бесчисленным количеством лет человеческой истории хранимых в его памяти! Она любила его. И Ник Уоррендер принадлежал ему, даже если только отчасти. Но она должна выкинуть Ника из головы. Ей удавалось делать это довольно успешно, с тех пор как она уехала из отеля. Позже ей придется столкнуться лицом к лицу с этой странной фантазией и что-то решать, но сейчас у нее есть работа, которая должна быть сделана.

В этой части города был еще один дом, в который ей предстояло зайти, до того как возвращаться к леди Чартерис Браун и идти ужинать с ней. Одос Лефтериоу, 23. Его было нелегко найти. В конце узкой и извилистой улочки выщербленные ступени привели ее к входной двери. Глядя на дом, перед тем как постучать, Эмма подумала, что это должно быть самое высокое место в Аджио Стефаносе. Если Алтея по какой-то маловероятной случайности выбрала именно это жилище, то это скажет нечто определенное о характере девушки. Обычные цветущие растения обступили ступени и виноградная лоза тянула свои усики, чтобы обвиться вокруг входной двери и окон.

В ответ на ее стук дверь открыла бесстрастная женщина средних лет. У Эммы наготове в руке была пара фотографий и она прямо приступила к привычным вопросам, стараясь говорить медленно и четко.

— Будьте добры, вы не видели когда-нибудь эту девушку? Может быть она хотела снять у вас комнату?

Женщина ответила не сразу.

— Ne, — сказала она потом. Да.

— Ne? Вы видели ее? Она приходила сюда, в этот дом?

Женщина разволновалась, и Эмма не могла разобрать ни слова из того, что она говорила.

— Parakalo, — сказала Эмма, — говорите немного медленнее. Я не понимаю.