Роузмери Гибсон - Рождественская сказка

— Остался один сандвич, — пробормотала Бет, доставая его из пакета, когда они прогуливались по мосту.

— Каждому по половине? — насмешливо поднял бровь Джеймс. — Если ты, конечно, не имеешь склонности к альтруизму.

— Не-а, — бодро сказала она, вручая Джеймсу его половину, улыбаясь в душе явной нелепости и неестественности своей прогулки по лондонскому парку с безупречно одетым председателем «Стентон энтерпрайзиз» и детской коляской.

С другой стороны, Бет не могла припомнить такого ощущения расслабленности и непринужденности в компании Джеймса Феннера, когда бы его присутствие воспринималось столь же легко.

Она заметила, как две женщины среднего возраста обернулись, проходя мимо, чтобы еще раз взглянуть, но не на очаровательного малыша в детской коляске, а на высокого мужчину, шедшего рядом с ней. Поистине мимо него нельзя пройти равнодушно.

Легкий ветер с озера взъерошил его волосы. Он убрал непослушные пряди нетерпеливым движением руки.

— Надо постричься, — пробормотал он себе под нос. — Но для меня это легче сказать, чем сделать. Ведь я часто выгляжу так, как будто мне нужна стрижка.

Бет усмехнулась, почему-то не смутившись от того, что он определенно подслушал ее монолог.

— Смотри, Тимми, к нам опять плывут утки. — Она полезла в карман за пакетом с крошками.

Тимми зевнул.

— Он надеялся, что мы возьмем его в музей или в галерею, — объяснил Джеймс, глядя на племянника.

— Или на торги фондовой биржи, или в палату парламента, — понимающе добавила Бет, взяв горсть крошек перед тем, как передать пакет Джеймсу.

— Много лет не кормил уток, — прицелился он хлебным шариком, — я и забыл, что это психотерапия.

«Психотерапия?» Бет задумчиво изучала его профиль.

Может быть, это оттого, что он глава огромной империи: необходимость принимать конкретные решения, ответственность, прямая или косвенная, за сотни людей и их жизненный уровень — за тех, кто доверился, поставил на него? Но, разглядывая суровые черты его лица, она решительно встряхнула головой. Нет, все это только придает ему сил.

Она улыбнулась. Шестимесячный малыш помог вернуть Джеймсу Феннеру душевное равновесие.

Поскольку солнце уже клонилось к закату, она решила проверить, тепло ли ребенку в коляске.

— Он и в Арктике выживет в таком обмундировании, — заметил Джеймс. — Как насчет чашечки чая?

— И булочки? — Бет усмехнулась своей шутке, почувствовав вдруг себя счастливой.

Ей не хотелось, чтобы этот день кончался. Она даже согласна терпеть его насвистывание, правда, не может заставить себя не хмыкать, когда он фальшивит.

Джеймс попытался исполнить старинную матросскую песню.

— Что, плохо?

— Плохо, — призналась Бет.

Чистым, звонким голосом она пропела первую строчку песни.

— В конце мелодия идет вниз, а не вверх.

— Так? — Он попробовал спеть.

— Ммм, не совсем так, — дослушала Бет и рассмеялась над удрученным выражением лица Джеймса.

— Знаешь, что действительно обидно? — признался он. — Моя мама — учитель музыки, а мой папа был профессиональным музыкантом, пока не ушел на пенсию.

Бет перестала смеяться и взглянула на него, заинтригованная. Никогда раньше она не слышала, чтобы Джеймс упоминал о своих родителях.

— Я даже не знала, что у тебя есть отец и мать, — подумала она вслух.

— Это вполне естественно, — сухо сказал он и вдруг шепотом выругался. — Извини, Бет. С моей стороны это было грубо. — Он нахмурился и, немного помолчав, тихо спросил: — Ты все еще скучаешь по своим родителям?

— Я не очень-то их помню, — ответила она, намеренно сохраняя бесстрастное выражение лица.

Больше всего печалило то, что у нее никогда не было возможности узнать их поближе. Бет выстроила в своем сознании идеалистическое представление о них как о первоклассных родителях, которые, будь они живы, отдали бы ей всю свою любовь и понимание, чего не удалось сделать ее тете, на попечении которой девочка находилась в то время.

Несомненно, сестра ее отца без особого энтузиазма приняла ребенка, внезапно подброшенного судьбой. Подчинившись чувству долга, тетя Мэри выкормила, одела Бет и дала ей образование, но многие годы она смотрела на свою маленькую племянницу всего лишь как на дополнительную обязанность. Может быть, поэтому Бет так и не смогла почувствовать искреннюю любовь к женщине, которая так много сделала для нее.

Благодарная Джеймсу за то, что он не предпринимает попыток продолжить разговор, она быстро взглянула на него. Понимание и сочувствие в его глазах немного смутили ее.

Тимми, заметила она, засыпал. Голубые глазки затуманились, и начали дрожать ресницы.

— А почему Каролина не оставила Тимми своей матери? — спросила она с внезапным любопытством. Это казалось более логичным — оставить ребенка с бабушкой, а не с дядей-холостяком.

— Мои родители улетели в Штаты, провести Рождество с моей старшей сестрой, — небрежно объяснил Джеймс. — Ее муж будет работать там пару лет.

— Твоя старшая сестра? — Бет предполагала, что Каролина — его единственная сестра.

— У меня пять сестер. Все моложе меня.

— Пять? — в изумлении повторила Бет.

— Карол, Сара — в Штатах, Анна — концертирующая пианистка, а близняшки Рут и Бэки еще в колледже, — он поднял бровь, — учатся…

— …музыке? — закончила она и усмехнулась, когда он кивнул, соглашаясь.

Так значит, Джеймс вырос в большой и, судя по теплу в глазах, сплоченной и любящей семье! Иметь такую семью было ее сокровенным желанием и заветной мечтой.

Она посмотрела в волевое лицо Джеймса. Старший брат. Несколько дней назад Бет с трудом представляла его в этой роли, но теперь видела, что он исполняет ее с легкостью.

Сейчас она могла представить себе Джеймса не только немилосердно дразнящим своих сестер, вдруг потерявшим терпение от их девчачьих забав, но и прежде всего их горячим защитником. И тот факт, что одна из них без опасений вверила ему своего маленького драгоценного сына, говорил сам за себя.

— А вот это сделала Сара. — Поддразнивая Бет, он указал на маленькую горбинку на носу. — Ударила меня крикетной битой, когда ей было шесть лет.

— Думаю, ты заслужил это, — строго сказала Бет, гадая, что еще ему удалось случайно подслушать.

Она обратила внимание на его руки, на гибкие длинные пальцы, которые прекрасно смотрелись бы на клавишах рояля. Интересно, обижался ли Джеймс когда-нибудь на то, что не унаследовал талант родителей, как его сестры? Был ли этот факт решающим в его стремлении преуспеть в сфере, весьма далекой от интересов его семьи? Бет стало смешно: образ расстроенного и раздражительного музыканта совсем не подходил Джеймсу Феннеру.