Сандра Мэй - Флирт на грани фола

Чанта хлопнула в ладоши – и Монику раздели догола. Потом затолкали в сауну, потом разложили на столе и ходили по ней ногами. Потом окунали по очереди то в холодную, то в горячую воду, потом опять ходили по ней ногами, потом обмазали вонючей черно-зеленой грязью и обмотали полиэтиленом, потом смыли грязь при помощи сухих стеблей травы и обмазали душистым маслом, потом снова засунули в парную, где поверх масла натерли ее медом и солью, потом отмыли от всего этого в контрастном душе, быстро и ловко завернули в простыню, пропитанную еще каким-то душистым составом, и выгнали на крышу здания, где усадили в кресло, немедленно принявшее форму ее тела, и велели ни о чем не думать. Это далось легче всего, потому что после всего пережитого в голове было пусто и звонко. Моника как-то странно ощущала свое тело, то ли плывя в невесомости, то ли засыпая на ходу.

Мэй Ли неслышно возникла рядом с Моникой, села у ее ног. Она принесла с собой маленькую жаровню, на которой лежали серые продолговатые камешки. Прежде, чем Моника поняла, что к чему, китаянка ловко вставила эти камешки ей между пальцев ног и стала массировать ее ступни. Ощущения были волнующие и неожиданно приятные, хотя камни были весьма горячи.

Еще через несколько минут перед Моникой оказался маленький столик, уставленный тарелками, тарелочками, мисочками и блюдечками. Некоторые были накрыты крышками, и от них поднимался пар. Вкус большинства блюд Моника назвала бы специфическим, но в животе урчать перестало, а потом и дремота навалилась, но тут Мэй Ли и Чанта разбудили ее и препроводили обратно в салон, в совсем специальный кабинет, а там с Моникой делали такое, о чем она не расскажет никогда и никому, хоть бы и под пыткой. Достаточно сказать, что даже от растительного обеда не осталось ни малейшего воспоминания, а одним из главных предметов интерьера кабинета являлся унитаз…

В конце концов измученную и в то же время отдохнувшую Монику вернули на нижний этаж, церемонно ей поклонились и исчезли. Наступало Время Великого Жози. Здесь, в парикмахерском салоне девушку снова ждал сюрприз. Зеркала висели только при входе, перед креслами их не было.

– Это чтобы клиентка не мешала мастеру творить спокойно. Леди, а вам уже говорили, что вы прелестны?

– Н-нет вроде…

– Мужики – грубые животные. А женщины – завистливые змеи. Истинно говорю вам: слушайте Жозефа, ибо Жозеф понимает толк в красоте. Итак: ты прелестна. Хотя и несколько запущена.

– Но я…

– Садись. Думай о хорошем и о лучшем. Можешь дремать, можешь медитировать, можешь петь песни и декламировать стихи – лишь бы тебе было хорошо. Не думай только об одном, о своей прелестной головке. О ней подумает Жози. А хочешь, сказку тебе расскажу. Жил-был на берегу теплого синего моря мальчик Джузеппе…

Голос Жози становился все глуше, дальше, неразборчивее. Голове было легко, и по позвоночнику бегала приятная щекотка. Хорошие руки у него, успела подумать Моника, прежде чем провалиться в приятную и невесомую дымку дремоты…

– Ох, Жози… Я заснула, прости меня…

– Не извиняйтесь, богиня. Это комплимент мне. Значит, мои руки не несли отрицательной энергии. Впрочем, это и так видно. Вуаля, богиня.

Она подошла к зеркалу – впервые за весь сегодняшний день.

Это был высший пилотаж.

Ничего, ровным счетом ничего не изменилось в ней самой и у нее на голове. На первый взгляд.

Просто теперь ее головку украшали те самые тугие и блестящие колечки, о которых она так долго мечтала. А из-под неровной челки взволнованно сверкали шоколадные глаза. И светилась изнутри чисто вымытая, перламутровая кожа.

Моника отступила на шаг и схватилась за плечо Жози, чтобы не упасть. Плечо пожилого мальчика оказалось на удивление сильным и мускулистым.

– Лучшая награда мастеру – когда клиент теряет сознание от своей красоты. Леди, придя ко мне, вы были прелестны. Теперь вы – несравненны!

Моника приехала домой на такси и первым делом прошла в ванную. Джозеф лениво шевельнулся под листьями, потом все же выплыл ей навстречу. Моника уже смело протянула руку и бережно коснулась изящным гладким пальчиком серебряных чешуек.

– Джозеф… а я сегодня познакомилась с твоим тезкой. Он волшебник, а ты… ты, наверное, Рыбка-Золотые Перышки! Ты исполняешь сокровенные желания. Может, ты и говорить умеешь?

Джозеф молчал, но в золотистых глазах играла снисходительная усмешка.

6

Среда была посвящена тряпкам – и Джозефу. Или, пожалуй, Джозефу, а заодно и тряпкам.

Пожалуй, утренний ритуал у них уже сложился. С самого утра Моника включала воду и садилась на край ванны, поговорить с красивой серебристой рыбой. Джозеф совершенно очевидно реагировал на ее появление: величаво выплывал из-под листьев и поднимался к самой поверхности. Моника опускала руку с ломтиком подсушенного хлеба в воду, и Джозеф немедленно принимался тыкаться ей в запястье носом, отщипывая крошечные кусочки от медленно размокающего угощения.

Потом девушка выключала воду и принималась за лечение. Александер посоветовал действительно отличные лекарства – их было достаточно добавить в определенной пропорции в воду. Потом Моника скидывала ночнушку и лезла в душ. Непосредственно в среду она испробовала контрастный душ и нашла его весьма радикальным средством от сонливости и опухших глаз.

Итак, все эти формальности были соблюдены, включая прощальный виноватый взгляд в сторону корзины с грязным бельем. Серое платьице и офисный костюмчик продолжали покоиться на ее дне, и Моника подозревала, что еще пару дней – и с ними придется попрощаться навеки. Честно говоря, ее это нисколько не расстраивало, хотя еще на прошлой неделе могло привести в настоящую панику.

Сегодня ей предстояло отправиться за новыми нарядами, и Моника испытала неожиданный подъем духа. Она еще ни разу в жизни не была в бутике и уж точно никогда не покупала себе вечерние платья…

Верхом нарядности для Моники были в жизни – по мере взросления – белое шифоновое платьице в бледно-голубую клетку, доставшееся от бабушки, затем вельветовые брючки, которые не разрешалось подрезать (могут пригодиться кому-нибудь, у кого ребенок нормальный, не коротышка) и выпускной костюм, состоявший из серой – проклятый цвет! – прямой юбки ниже колен, белой блузки с кружевным жабо и черного кардигана с меховой, почему-то, опушкой на рукавах. Сам по себе костюмчик был даже вполне ничего, только с одной поправкой: если одноклассницы Моники на вечере напоминали либо распустившиеся цветы, либо, в худшем случае, второсортным певичек из ночного клуба, то Моника Слай являла миру идеальный образ учительницы начальных классов в школе для детей с девиантным поведением. Ничего лишнего, яркого, способного возбудить нездоровые эмоции. Да, и мокасины без каблука.