Девушка с глазами Герды - Наталья Шемет
В глазах Герды всегда был водоворот, водопад – чувств, сил, эмоций… пока в них не поселилась смерть. Ее он видел в глазах Герды, когда она уходила из дворца. Как же он не понял тогда, не остановил?
– Да. Меня зовут Кай. Но… ты… ты так похожа на одну девушку… у тебя глаза моей Герды, это невозможно…
Во взгляде Амалии были неизмеримая глубина и мудрость.
– Возможно. Когда я была совсем маленькой…
Лет десять назад
…взгляд Кая из зеркала отпечатался на внутреннюю сторону век – и Герда, скинув шубку с плеча, с размаху вонзила осколок себе в сердце.
Охнув, даже не вскрикнув, она осела на замерзшую землю рядом с девочкой.
– Тетя? – с волнением произнесла Амалия, потянулась в сторону Герды…
И распахнула зашитые веки…
…Амалия посмотрела на лежащую женщину, из груди которой торчал блестящий серебром осколок. С детским любопытством ребенок дотронулся до него – увы, девочка неоднократно видела смерть. Ей не было страшно.
Под горячими пальчиками зеркало оплавилось и растеклось, как сосулька под весенним солнцем.
Мертвая женщина была очень красива. Правда, под закрытыми веками застыли струйки крови, растекшиеся к вискам. Но это не портило ее. Нежное лицо, обрамленное чуть вьющимися темными волосами, было на диво спокойно. Бледные губы сложились в подобие улыбки, казалось, что женщина просто спит – и снится ей что-то очень-очень хорошее.
Наверное, на небесах хорошо.
Амалия, с детской верой принявшая свои новые глаза, поцеловала Герду в холодные губы.
– Спасибо, тетенька, – прошептала она. – Когда я вырасту, я хочу быть такой, как ты. Я обязательно стану такой, как ты.
И светло улыбнулась.
Амалия светло улыбнулась.
– Герда… – прошептал Кай.
Он шестым чувством понял, что та «тетя», которая отдала глаза этой девочке, была никем иным, как его Гердой. Только она могла поступить так. Только с ее силой такое чудо могло случиться. Только Герда была той, которая могла смертью дать жизнь.
Любовь не умирает.
Любовь сильнее смерти…
Сильнее всего.
– Она плакала тогда? – сухо спросил Кай.
– Да, наверное. Я тогда не могла видеть. Только слышала всхлипы. Наверное, плакала.
– Но зачем же она сделала это… – в бессилии Кай сжал кулаки. – Зачем, Герда, зачем?!
И Кай разрыдался – страшно, по-мужски, не сдерживая себя. Он и представить не мог, что способен плакать. Он и подумать не мог, что его так тронет смерть Герды. Вопреки тому, что он никогда не любил ее, мысль о том, что ее просто может не быть на свете, никогда не приходила в голову.
Когда он шел, частенько встречались люди, которые упоминали о ней. Они не называли имени, но, судя по рассказам, так поступать могла только Герда. Или Амалия?
Нет, Амалия слишком молода. А истории о прекрасной, но очень печальной женщине обрастали подробностями, превращаясь в подобие легенды – нет, это были рассказы именно о Герде. Кай был так уверен, что Герда жива, что она выжила после того, как ушла из дворца… Она ведь такая сильная! Но сейчас… На краткий миг он забыл о том, что она нужна была ему только для того, что бы достать убивающую его занозу, поселившуюся в сердце. Ему показалось даже, что он любил ее.
Но сейчас он не думал о себе – кажется, впервые в жизни он не думал о себе. Он думал о той, кто… о той, кого больше нет, и он никогда не увидит ее. Он пытался вспомнить, какой она была прежде, веселой и озорной, но память жестоко рисовала ему одну и ту же картину.
Маленькая, тоненькая фигурка, скользящая по зеркальной поверхности пола дворца Снежной королевы. Грязная, оборванная, раненая. И в то же время – она дошла, она нашла его! Пришла спасти его, чего бы это ни стоило! Как же она смогла его найти? Неужели она на самом деле так сильно его любила?..
– Зачем же… – снова прошептал он.
– Она сделала это ради другого человека. Ради меня…
– И ты… ты смогла с этим жить? Как? Как можно жить, зная, что кто-то отдал себя из-за тебя? – Кай говорил про Амалию, но в то же время он говорил и о себе.
Он внезапно осознал, что вся его холодность и отстраненность, все его желание остаться наедине самим с собой и складывать холодные слова из холодных букв – воедино, вечно, и чтобы никто не нарушал гармонию – все это такая ерунда по сравнению с короткой человеческой жизнью, и с тем, что кто-то другой готов отдать свое сердце тебе – по кускам… Нельзя лишать другого человека надежды. А если надежды нет, на самом деле нет, то нужно постараться найти в себе хоть немного… тепла… сочувствия… и не убивать идущего за тобой на край земли только потому, что этот кто-то имел несчастье тебя полюбить.
Как теперь жить? Если недолго – пускай… Так даже лучше.
Так будет лучше.
И холодное сердце не может жить с такой ношей.
– Да. Я смогла жить с этим. Смогла. Порой судьба преподносит нам странные подарки. И кто мы такие, чтобы отказываться от того, что дается нам вне нашего желания? Когда мы не просили. Но раз дано, значит, надо принять и делиться. И я теперь тоже хочу дарить. Во мне словно… две меня, понимаешь? Я и она. В два раза больше сил!
Подарки… Герда была подарком – Кай понял. Ему, изначально, ни за что, просто так. Ему, вздорному и эгоистичному мальчишке, была подарена полная его противоположность – открытая, наивная, любящая Герда. Она была от широты и щедрости души судьбы подаренным ему чудом, а он…
– Она умерла не из-за тебя. Она умерла из-за меня. Я предал ее. Она любила меня, а я…
Из глаз Кая текли слезы. Странно, но ему не было стыдно. Рядом с этой девушкой плакать было так естественно. Амалия смотрела на него сейчас без тени улыбки, понимающе и совершенно не осуждая.
– Вот ты какой – Кай, которого любила та… тетя… а я ведь забыла, как ее зовут. Герда – красивое, гордое имя…
– Да… она была очень красива. И… гордая, пока…
«Пока я не сломал ее», – так подумал Кай. Странное дело – он не ощущал голоса совести, ему не было ни стыдно, ни жаль, он не корил себя и пытался воззвать к призраку Герды, стараясь вымолить прощение. Это было просто не его. Ему было не нужно. Герде, наверное, уже тоже. Зачем тревожить мертвецов, зачем ворошить прошлое и пытаться разрешить то, что решилось само собой давным-давно? Он принял это как неизбежное, горькое и несправедливое событие. Да, он виноват – но сейчас каяться все равно бесполезно. Ничего не изменить.
