Дым - Милана Грозовая
– Замутил с дочкой, да? – мгновенно сообразил Лукас и, отложив меню, полностью погрузился в разговор.
– Не хочу портить девочку.
– Но девочку хочешь, – засмеялся Лука и качнул плечами. – Знаешь, что я усек из общения с женщинами? – откинулся мужчина на спинку дивана. – Позволь им решать самим. Они, как дети. Чтобы поверить во что-то им нужно визуальное доказательство. Пока своими глазами не увидят какой ты кретин, жилами не прочувствуют всю нелепицу происходящего – не успокоятся.
Парни, наконец, оторвались от окна и уставились на друга, а тот только руками развёл:
– Это правда.
– То есть сразу в лоб себя показать? Ты это предлагаешь? – покачал головой Каин.
– А чего стесняться! – хмыкнул Лукас. – Своя поймёт. Своя примет.
– Может и так. Но что делать, если я не хочу причинять ей боли? – Кевина действительно это тревожило и, вытащив сигареты из кармана плаща, висевшего на стоящем рядом вешале, он подкурил.
– Ну, – Лука внимательно поглядел на друга, – может тогда стоит задуматься.
– Над чем? – Кевин неторопливо выпустил ментоловые клубы к потолку, наблюдая, как серый дым растворяется в небытие.
– Над тем, что ты к ней привязался.
– За две недели? Нет, – стряхнул он пепел в стеклянную пепельницу и улыбнулся Лукасу.
Каин вновь покачал головой:
– Да порой и две секунды достаточно. Две недели – это вообще целая вечность.
Парни переглянулись, и за столом повисла тишина.
– Да что за грусть, ребят?! Вы просто поймите, – Лукас тяжело вздохнул. – Люди все одинаковые – убегают от боли. И мы убегаем. Теперь вот твоя очередь подошла, Кев.
– Значит я и правда трус, – подытожил он.
– Нет, – махнул рукой Лука, – просто тебя уже приложило однажды, вот ты и не спешишь на второй круг.
– Так и сдохнем никому не нужными, – пробормотал Каин, глядя в окно. – Бегуны, мать твою. Так бесцельно и проживем эту дурацкую жизнь. Может стоило с кем-то попробовать? Может стоило разок рискнуть? – Каин раздраженно скривился. – А вдруг одна из тех, на кого мы сквозь смотрели и была "своя"? Вдруг одна из них и поняла, и приняла бы? Ведь не такие уж мы и плохие.
– Да не было таких, – кивнул Лукас на Кевина. – Или их вовсе нет, или мы с ними просто ещё не встретились.
Они снова все смолкли. А страх и противоречия стали душить Кевина еще сильнее. Пора признаться себе, Лука прав, – он боится, что опять ему будет также нестерпимо больно, но еще больше он боится, что такую же боль он может причинить Джоан.
– Надо идти, – затушил Кев сигарету в пепельнице и снял с вешала свой плащ. – До завтра, ребят, – вышел он, и накинул его на плечи, как вдруг ноздрей коснулся восхитительный сладкий запах земляники.
Кевин остановился. Осторожно подтянул к себе воротник и глубоко вдохнул. Этот аромат показался, вдруг, таким родным. Он куда приятнее чем сирень, куда нежнее, куда нужнее.
– Бегуны, – тоскливо пробормотал мужчина и взглянул на серое пасмурное небо. – Не рискнул…
Джоан встретила Элин в дверях своей спальни.
Женщина застыла, увидев девушку так близко, но тут же отрицательно покачала головой, поняв, чего та ждет:
– Кевин не приезжал, милая. – Джоан отвела глаза, и Элин с тяжелым вздохом продолжила. – Отец звонил, сказал задержится немного. Самолет прилетит после обеда. Но он успеет; праздник начинается только в восемь. – Девушка с места не сдвинулась, и Элин была вынуждена стоять в пороге. – Тебе пора ехать за платьем. Роберт уже здесь.
Лицо Джоан совсем не изменилось: ни расстройства не отразилось на нем, ни злости. Она лишь кивнула и направилась к шкафу переодеться, а Элин тихо прикрыла за собой дверь и пошла по коридору составить компанию гостю.
– Привет, Эл, – парень махнул сержанту, и женщина натянула на лицо улыбку.
Роберт со средних классов был знаком с Джоан, и с той же поры проявлял к ней всяческий интерес. Парень всегда пытался сблизиться, но ничего больше дружбы так и не получил. Милый, веселый, он всегда находился в движении, задорно смеялся, занимался танцами, устраивал вечеринки, у него всегда находилось миллион планов на следующий миг; в меру наивный, в меру буйный, заводной и добродушный – будто солнышко в жизни Джоан.
Но ей полюбился другой. Полная противоположность Роберта – вечно угрюмый, хмурый Кевин Фойс. Холодный, недоверчивый и полностью лишенный теплоты мужчина.
Хотя ничего удивительного.
Рядом с ним Роберт терялся. Он исчезал в его тени, в его аромате, в его уверенности и власти.
Кевин, как огромная серая туча, сумел заслонить собой даже такое солнце как он.
Элин вздохнула и снова выдавила из себя улыбку:
– Малышка скоро выйдет. Подожди немного.
Кевин, наконец, добрался до дома. Пешком идти оказалось очень долго, да и холодно, но зато у него было время подумать.
Вошел в гостиную и осмотрелся. Пустое, опостылое место, не дающее забыться сколько ни пей. Эти стены хранят память о том, что он так отчаянно пытался не вспоминать, но день ото дня мучился и мучился, и мучился. Ему по ночам снилась улыбка и веселый смех этой твари, что губами, которыми целовала его, шептала какому-то мужику "еще".
Он постоянно ощущал в спальне, в ванной, в прихожей аромат ее духов и никак не мог понять, что сделал не так. Он с ума сходил по ее телу, по необходимости прикоснуться, обезумел от тоски, сдвинулся от отчаяния; он до края дошел…
Кевин прикрыл глаза, останавливая бурный поток мыслей, и медленно выдохнул.
Хотел бросить ключи от машины в чашу на столе, но отчего-то они словно к пальцам прилипли.
Глянул на них и вспомнил Джоан. Ее прекрасные карие глаза, пушистые ресницы, растерянный возбужденный взгляд.
Кевин не сдержал улыбки.
Его тянет к ней куда сильнее чем он предполагал. И уйти оказалось куда тяжелее. Он минут тридцать у ее ворот курил, не решаясь переступить последнюю черту. Хотя, может и не стоило.
Цыкнул, вытер двумя пальцами уголки рта и глянул в окошко, чуть отодвинув легкую тюль.
Он застукал Шейлу так банально: просто вернулся с работы пораньше. Еще с дверей услышал ее стоны, и они заглушили собой все остальное: испуганный стук сердца, звук его тяжелых шагов, шум улиц, проникающего в дом сквозь распахнутые окна… а эти чертовы тюли нескончаемо, вились на ветру.
Тогда солнце светило. Яркое такое, жаркое. Ему бы греть, но в тот миг Кевину было страшно холодно. То ли от предательства, то ли от обиды, то ли от бешенства, пожирающего его.
А Джоан с ее ледяными руками даже тогда, на набережной, под холодным проливным дождем сумела его согреть. Он так долго не ощущал женского тепла. Не прикосновений, не страсти, а именно обычного душевного, такого домашнего женского тепла, от которого становится спокойно и уютно. От которого даже старая халупа словно самый лучший дом.
Кевин вновь улыбнулся.
Единственная женщина, из-за которой ему снова захотелось
