Пеплом по стеклу (СИ) - Сингер Эрлин

***

Под покровом темноты Китнисс шла к Хеймитчу. Ей начинало казаться, что теперь дорогу в его комнату она сможет отыскать с закрытыми глазами: даже если бы Китнисс не обладала умением ориентироваться, её бы всё равно вела ханахаки, красной нитью соединившая их.

— И куда это ты так спешишь, солнышко? — с лёгкой иронией осведомился Хеймитч, невесть как возникший из-за очередного поворота.

— К тебе, — не стала скрывать своего намерения Китнисс. За прошедшее с момента её пробуждения от ужасного сна время ей удалось успокоиться, однако голос звучал напряжённо, и Китнисс могла поспорить, что Хеймитч заметил это.

— Это ещё зачем? — удивился он и замер на месте, не сводя с неё внимательного взгляда.

— Хочу кое-что обсудить, — Китнисс смотрела с ответной прямотой, надеясь, что их взаимопонимание сработает и сейчас.

— Ночью? — повторно усомнился Хеймитч, но в этом было больше стремления заполнить пространство звуком и, возможно, заставить Китнисс рассказать больше, чем реального недоумения.

Тем не менее дверь своей комнаты он открыл и жестом позволил Китнисс следовать за ним. Как только они оказались отрезаны от внешнего мира, она потребовала:

— Поклянись мне, что не умрёшь.

И, видимо, по-настоящему сумела обескуражить Хеймитча. В комнате горела всего одна лампа, создавая полумрак, который был отличным помощником в сокрытии эмоций, однако даже в неверном свете Китнисс разглядела оттенок удивления.

— Интересная просьба, — наконец изрёк Хеймитч.

— Это не просьба, — опровергла Китнисс, наблюдая, как растёт чужое непонимание. — Это моё условие. Я не хочу видеть, как ты умираешь.

— Откуда такие мысли, дорогая? Ты никогда не славилась склонностью к напрасной панике, — потихоньку удивление Хеймитча сменялось беспокойством, что означало то, что очень скоро он докопается до причин, побудивших Китнисс прийти к нему с таким заявлением.

При мысли о минувшем сне её снова бросило в дрожь, а по крови заструился липкий страх. Размышления о том, чего никогда не случалось, но что столь сильно напугало её, — новый вид боли, настигший Китнисс. Вздрогнув, она отогнала лишние эмоции — но тон голоса всё равно выдавал её:

— Мне снился кошмар. Ты там погиб.

— Как видишь, я жив, — после минутного молчания произнёс Хеймитч, — а стараниями местных врачей даже вполне здоров.

Китнисс отвела глаза в сторону. Как она могла объяснить ему, что в сотканной сновидением иллюзии одна пуля убила их обоих; как она могла передать все свои чувства? Ответа на эти вопросы у неё не было, поэтому ей оставалось только отмалчиваться.

— Ладно, я пойду, — неловко проговорила Китнисс, посчитав такой выход наиболее логичным и безболезненным.

— Китнисс, стой, — остановил её Хеймитч, коснувшись её руки, и Китнисс прокляла себя за то, что так легко поддалась. — Я обещаю без надобности не умирать, но тогда ты тоже обязана выжить.

— Хорошо, — кивнула она. Почему-то слово Хеймитча ощущалось как нечто нерушимое, и Китнисс была уверена, что на этот раз он его сдержит.

Порыв выразить свою благодарность быстрыми объятиями Китнисс даже не пыталась объяснить, предпочитая поскорее выбросить его из головы и выскользнуть за дверь.

***

Своё обещание Китнисс едва не нарушила в шахте Дистрикта-2, когда один из рабочих всадил в неё пулю. За жизнь ей стоило благодарить бронежилет, однако сама ситуация и огромный синяк с ушибом рёбер здорово всех напугали. И снова привели её в больничную палату, которая, по-видимому, уже давно превратилась в её персональную.

Рядом с ней сидела Прим, непривычно взрослая в медицинской униформе и сосредоточенно следящая за показаниями приборов и состоянием Китнисс. Её сестра была первой, кого она увидела с утра, и первой, кто отругал её за излишний героизм. Но конечно, намного больше Прим была рада, что с Китнисс всё в порядке.

— Ты теперь совсем как настоящий врач, утёнок, — с гордостью сказала Китнисс, глядя на деятельность своей младшей сестры.

— Меня кое-чему научили здесь, — смущённо улыбнувшись, ответила Прим. Китнисс знала, что её сестра хотела связать жизнь с медициной и радовалась, когда её успехи заслуженно отмечали. — А ещё теперь мне, прямо как настоящему врачу, приходится не пускать посетителей.

— Посетителей? — переспросила Китнисс.

— Да, — видеть хитрый огонёк в глазах Прим было непривычно для Китнисс, — заходили Гейл, Финник с Джоанной… и Хеймитч.

Горло отчего-то перехватило. С огромным опозданием Китнисс обнаружила, что больше нет никакого конфликта её организма и разума — всё пришло к согласию.

— Если хочешь, сейчас я могу позвать его, — уточнение не успело слететь с губ Китнисс — Прим без лишних просьб пояснила: — Хеймитч, кажется, ещё ждёт.

Немой кивок одобрил инициативу Прим, но сама Китнисс в который уже раз боялась. Что он скажет ей? Будет ли возмущён риском, которому она снова подвергла себя, или будет доволен, что всё обошлось? А что она сама скажет ему? Охватившая её иррациональная слабость с чувством тревожности, будто повысившаяся температура и кровь, прилившая к ушам из-за выброса адреналина, никак не облегчали ситуацию.

Меж тем Прим покинула палату и явно не собиралась возвращаться — это Китнисс поняла, когда за Хеймитчем закрылась дверь, так и не впустив самую младшую мисс Эвердин.

— Рад, что ты снова выжила, дорогая, — облегчение, сквозившее в его словах, было приятно. Значит, в данный момент ругать её не будут — догадалась Китнисс.

— Я же обещала, — у неё даже хватило сил на полноценную усмешку.

— Хотя чуть не нарушила своё слово, — теперь уже со считываемой укоризной сказал Хеймитч. — Из-за этого я обнаружил, что беспокойство о твоём выживании с каждым разом причиняет всё большую боль, — продолжал он, садясь на стул рядом, — неприятное открытие.

Его резюме кольнуло Китнисс, но вместе с тем заставило сердце стучать чаще. Она очень хотела высказать всё, что думала по этому поводу, — в частности свои собственные переживания, которые хоть и ушли после памятного кошмара, но всё равно таились в её подсознании.

— У меня тоже есть не самые приятные открытия, к твоему сведению, — вместо этого ушла в словесное нападение Китнисс. Слишком поздно в её голове мелькнула мысль, что ей стоило бы остановиться, пока это ещё возможно.

— Например?

Ему не нужно было подталкивать её — Китнисс и сама почувствовала, что чересчур долго держала это в себе, не давая словам выпорхнуть на волю.

— Я, кажется, поняла, что наконец смогла по-настоящему полюбить.

Признание словно выбило из неё весь воздух, не позволяя ей глотнуть новую порцию кислорода и заставляя с замиранием ожидать реакции Хеймитча. Она следила за ним из-под полуопущенных ресниц, чуть склонив голову набок и про себя уговаривая сердце не биться так громко.

Сейчас её не могла спасти темнота, что давало Хеймитчу возможность видеть даже малейшие оттенки эмоций, обуревавших Китнисс: прилившую к щекам краску, её напряжение и приоткрывшийся в удивлении рот, когда он мягко взял её руку и поднёс её к губам, оставляя на костяшках лёгкий поцелуй.

— Я, кажется, тоже.

Хеймитч вернул ей её слова. Робкая улыбка счастья появилась на лице Китнисс, и финальный приступ ханахаки прорезался кашлем. На ладони Китнисс лежал последний розовый лепесток{?}[Розовая орхидея олицетворяет преданность и взаимные чувства.].

========== Мама ==========

Комментарий к Мама

В каноне мать и отец Китнисс и Прим, а также отец Пита не названы, но я посчитала, что в этой части им нужны имена.

Говорят, смерть любимого человека переживать больнее, чем смерть своего ребёнка. Шанс прочувствовать это на себе выпал Лилиан Эвердин.

Она стала миссис Эвердин в восемнадцать. Ещё очень юный возраст, совершенно, по мнению многих, не подходящий для столь серьёзного и ответственного шага, как создание семьи и вступление в брак. Лилиан и сама так думала, даже когда за ней ухаживал Редли Мелларк с намерением довести их отношения до традиционного ритуала с тостом. Эту же точку зрения поддерживали и её родители, радуясь тому, что их дочь растёт сознательной.