Жареные "тренчики" - Аля Драгам
— Он искал твою девочку. Надька сдала все координаты. В том числе…
— Я понял.
Значит, не было никакого брата, был он?
Прижимая к плечу трубу, набиваю поисковый запрос на клавиатуре. Сейчас не до официального оформления, с начальством разберусь позже.
Прошу разрешения у Палыча воспользоваться служебным положением и отправляю в отдел при вокзале ориентировку. На фото из соцсетей — Григорий Голубенцев. Всё, что мне необходимо, это подтверждение проводница, с ним или нет, ушла Ясенька.
Через час я получаю ответ и беру его в работу.
Мы запрашиваем видео с камер наблюдения, заручившись уже официальным заявлением брата Есении. Волокита займёт время, которого может не быть.
Подключаю всех знакомых, лично объезжая точки, где засветился похититель. Первая рабочая версия звучит именно так.
Мы оперативно добываем видео с перрона, и я сотню раз прогоняю кадры, всматриваясь до рези в глазах в любую мелочь, которая может помочь найти девочку. На её испуганном и потерянном лице стараюсь не зацикливаться, чтобы не утратить ясность ума.
Мужики помогают, шебурша по своим каналам. Наша система выглядит продвинутой только в фильмах. На деле время ускользает, а мы перебираем отчеты, сравниваем показания, изучаем кадры с камер, которые стекают к нам перманентно. Одновременно достать все их анриал.
Двое суток в напряжении. Двое суток трясущихся от усталости рук. И лишь на исходе дня маячит надежда.
Нам удаётся раскопать ещё один адрес: дом в области, записанный на бывшую жену Григория. Территория охраняемого посёлка обнесена высоким забором.
Павел лично отправляется решать вопрос с пропуском, пока я до боли сжимаю руками руль. Карина, отказавшись уходить, спит на заднем сиденье тачки, укрытая пледом.
Две машины сопровождения притормозили в сотне метров от нас. Постановление на руках, а вот ордера на обыск у нас пока нет. Его с минуты на минуту должен подвезти Палыч.
Мы же пока останавливаемся на параллельной линии, ожидая следователя. Парни рассредоточиваются по периметру в попытке выяснить количество людей и общее расположение объекта.
***
Карина рыдает впереди, пока Пашка разворачивает машину. Ребята остаются работать, я же устраиваю Ясеньку на своих коленях. Руки ходуном ходят, но я сцепляю пальцы в замок, чтобы хоть немного унять дрожь.
Есению колотит не меньше. Она молча уткнулась мне в грудь и шумно дышит, как после рекордной стометровки. Она вся напряжена, но не проронила ни одной слезинки.
Когда мы ворвались в спальню, где она лежала, внутри всё оборвалось. Бледная, с кругами под глазами, искусанными губами… она смотрела в одну точку, не реагируя на мой голос.
Только когда подбежал и подхватил на руки, она затряслась и вцепилась в мои плечи с такой силой, что оставила метки от ногтей. Пусть метит, лишь бы… лишь бы не молчала…
Я готов к истерике, готов к крикам, к слезам… Но не к молчанию… Оно внутренности выкручивает от ужаса.
Пашка несется по трассе на предельной скорости, торопясь доставить нас в отцовскую клинику. Договариваться буду по факту. Если не возьмет так, оформлю, как обычную пациентку. Главное, чтобы оказали помощь, а самые крутые спецы, в которых я уверен, работают у него.
— Мне страшно, — Каро стучит зубами, обернувшись на нас. — Почему она молчит?
— Шок. Или что-то вкололи.
Мы пока не знаем, что именно произошло с ней. При беглом осмотре обнаружил следы от инъекций и синяки на запястьях.
— Вк… вкололи?
Карина снова ревёт и Павлу приходится осадить подругу. Нам всем… страшно.
Мою душу разрывает в клочья от одной только мысли, что…
— Я боюсь…
В первый миг я думаю, что ослышался. Но Есения поднимает голову и тихо-тихо, едва шевеля губами, повторяет.
— Не бойся, моя девочка… не бойся… я рядом. Всегда рядом. Никому тебя не отдам. Никому, слышишь?
Не соображаю, что говорю. Произношу первое, что приходит в голову. Очерчиваю скулы и подбородок подушечками пальцев. Наклоняюсь и хаотично покрываю поцелуями любимое лицо.
Люблю. Люблю до крайнего вдоха и последней капли крови. Люблю так, что если преобразовать чувства в энергию, Солнечная система не выдержит такого всплеска.
— Люблю. Люблю тебя. Люблю, слышишь? Люблю.
Прижимаю к себе, глажу, целую и ощущаю, как Ясенька постепенно расслабляется, как напряжение спадает, а сама она начинает тихо плакать.
Пусть плачет. Слёзы помогут очиститься, помогут выгнать пережитый ужас.
Прижимаюсь к солёным губам и замираю. Хочу забрать себе её боль. Не встретив сопротивления, нежно веду поцелуй, делясь своими силами. Наше дыхание — одно на двоих. Наши судорожные касания — одни на двоих.
И наша жизнь теперь тоже… одна на двоих…
Глава 17. Есения
Я уже отчаялась, что кто-то поможет. Перестала ждать. День сменила ночь, а ночь новый день.
Григорий, удостоверившись, что я засыпаю, отпустил врача и устроился рядом, подложив под спину подушку.
Я пыталась отодвинуться, но сил на это не осталось. Смирившись с неизбежным, молилась, чтобы произошло чудо.
Не знаю, что мне вкололи, но боль прошла почти сразу. Вместо неё пришли жуткая слабость и усталость. Настолько жуткие, что я перестала реагировать на всё. Слышала суету, слышала громкие разговоры, но продолжала смотреть в одну точку, иногда закрывая или открывая глаза. Наверное, я засыпала, потому что освещение в комнате менялось. Менялся и Григорий. Он уходил и возвращался злой и раздраженный. Орал ужасные вещи и выкрикивал обещания, от которых комок боли в животе возвращался снова. Но я дала себе слово не шевелиться и только глотала слёзы, которых становилось меньше и меньше.
Ничего не хотелось, а он заставлял насильно пить. Поднимал голову и вливал воду. Может, там было подмешено какое-то вещество? В современных книжках часто пишут про препараты, способные подавить волю. Может, он и мою волю… подавлял?
А потом мой сон ожил. Очередные крики, ругань, топот ног. Я только крепче сжала ослабевшими пальцами одеяло. Вдохнула, чтобы закрыть глаза и отгородиться от внешнего мира, как моё тело взмыло в воздух. Первый порыв был закричать, но запах… Я узнала бы его из тысячи…
Мой сон наяву. Нашёл. Пришёл…
Только в его руках я поняла, что значит быть в безопасности.