Предатель. На осколках лжи - Наталия Анатольевна Доманчук
– И поэтому ты ушла? – прищурился он.
– Я была ужасно зла на тебя. Мой дурацкий ответ был спонтанным, необдуманным, основанным на огромной обиде. Уже на следующий день я отошла и поняла, какую ошибку совершила, собиралась к тебе в больницу, но твоя Регина сама лично пришла и принесла мне пригласительный на вашу свадьбу.
– Пригласительный? – не поверил Давид.
– Да, я до сих пор храню его, даже не знаю зачем.
Давид тяжело выдохнул:
– Мы не сразу поженились, а через три месяца. Да и решение это пришло не на следующий после нашего расставания день. Я ждал тебя. Я так хотел, чтобы ты пришла и сказала, что пошутила или даже что посмеялась надо мной. А ты поверила Регине.
– Да. И ты бы поверил, когда к тебе приходят и радостно сообщают о свадьбе, – Даша нервно теребила подол платья. – Почему я не должна была верить? Я ушла, дорога для нее свободна, ты отвязался от меня и перебежал к ней. Вот и все мои логические доводы на тот момент.
– Понял, – немного грубо ответил Гуревич. – Зачем ты сейчас пришла?
– Чтобы сказать тебе… – девушка набрала в легкие воздух, – что я хочу быть с тобой. Что я по-прежнему люблю тебя.
Давид горько улыбнулся:
– И я тебе признаюсь, Даш. За день до аварии я планировал позвонить тебе и поговорить. И, возможно, если бы со мной не произошёл этот несчастный случай, мы бы уже месяц как были вместе. Но… не сейчас.
Даша явно не понимала его, хмурилась и ждала разъяснений.
– Сейчас именно тот момент, когда я должен сказать тебе, что ты молодая, красивая и найдешь себе достойного мужчину…
Морозова возмущенно прервала его:
– Нет, именно сейчас тот случай, когда я буду с тобой! И больше слушать тебя не буду! Понял?
Гуревич помотал головой:
– Я тебе не позволю портить свою жизнь.
– А я и не порчу! Я наконец-то получу то, о чем мечтала все эти десять лет! – громко и раздраженно произнесла она.
– Жить с калекой?
– Перестань так себя называть! Ты встанешь!
– А если не встану?! – грубо крикнул Давид.
Даша прикрыла лицо ладонями, затем резко отвела руки и сказала:
– Хорошо! Давай так. Если за пять лет ты не встанешь – я пойду искать себе другого красивого мужчину, с которым ты мне так упорно сулишь счастье.
– Не будет никаких пять лет. Ты сейчас уйдешь, и на этом все закончится, – заявил Гуревич и даже указал девушке на дверь.
– Не уйду! – вскочила Даша и топнула ногой. – Не уйду и все! А как тебя выпишут – я поеду к тебе на квартиру и буду жить с тобой! Понял?
Давид тяжело дышал и сжимал пальцы в кулаки:
– Если я не ошибаюсь, у тебя есть дочь. Ты собралась с ней жить у меня в квартире?
– Естественно! – удивилась девушка.
Давид хмыкнул:
– Все, Даша, мы поговорили, и я сказал тебе, как будет. Если ты через пять секунд не выйдешь из палаты – тебя выведут. То же самое будет, если ты появишься в моей квартире.
Вся бравада у Морозовой вмиг испарилась, в глазах появились слезы:
– Давид, зачем ты это делаешь?
Мужчина молчал, даже глаза закрыл, как будто его уже тут нет.
– Не делай с нами этого еще раз. Я хочу быть с тобой. Все эти десять лет я мечтала о том, что обниму тебя, что буду каждую секунду благодарить Бога, если ты станешь снова моим. Пожалуйста! – она сложила руки как в молитве, Давид открыл глаза и показал пальцем на дверь:
– Пять секунд прошло. Я нажму на эту кнопку, и тебя выведут. Не позорься, уходи.
Даше ничего не оставалось, как развернуться и выйти из палаты.
Максим ждал ее на стуле у входа, вскочил и, когда она, вся в слезах, вышла, обнял и прижал к себе.
– Я не собираюсь сдаваться, – сказала она ему куда-то в шею, оторвалась от друга и спросила: – Когда его выписывают?
– Пока не известно.
– Ладно, я подожду. У меня еще есть козырь в кармане. Никуда Давид от меня не денется!
Даша попрощалась с Максимом, и тот зашел к другу в палату.
Давид пребывал в подавленном настроении и сразу высказал Виткину претензию:
– Какого хера ты привел ее сюда?
Максим подошел к окну и, стоя спиной к другу, сказал:
– Она попросила поговорить с тобой, – он обернулся, – ты не нашел ее доводы существенными?
– Да плевать мне на эти доводы! Ты предлагаешь мне позволить молодой девчонке, у которой на руках годовалый ребенок, ухаживать за кретином-инвалидом? – выкрикнул Давид. – Жопу ему мыть и наслаждаться тем, что он полный импотент, да?
Максим поднял глаза к потолку:
– Прекращай! Жопу мыть можно нанять сиделку. Да и я все же надеюсь, что в том центре, который я нашел, тебя поставят на ноги.
– Нет, мне надо уехать в Германию. Там я точно встану.
– А деньги? – поинтересовался Виткин.
– Надеюсь, Регина даст.
Максим, пораженный, уставился на него:
– Ты будешь просить деньги у Когана?
– Брать свое, а не просить, – попытался объяснить Давид, хотя сам понимал, что выглядеть это все равно будет как просьба.
Виткин разочарованно помотал головой:
– Я думал, что мы начнем с ними судиться, как только тебя выпишут, а ты решил идти с ними на договорную…
– Мне встать надо! – крикнул Давид. – Я с самим дьяволом готов подписать договорную, если он согласится.
Виткин скривился:
– Коган и есть дьявол, – и, махнув рукой, добавил: – Делай как знаешь.
Глава 15
Давида обещали выписать через три дня. Максим нашел ему сиделку, дело осталось за малым – въехать в квартиру, от которой ключей у него не было. Уходя, он оставил их Регине, которую вскоре собирался назвать бывшей.
Давид посчитал, что сейчас как раз хороший повод позвонить ей и спросить, говорила ли она с отцом.
Регина хоть и подняла трубку, разговаривала нехотя и таким же недовольным, что ее вообще потревожили, тоном сообщила:
– Папа сказал, чтобы я избавила его не только от тебя, но и от твоего имени. Так что нет, помощи от нас ты не жди. Я сама лично оплатила твое пребывание в больнице и считаю, что свою миссию я выполнила.
– Где ключи от моей квартиры? – прорычал Гуревич.
– Я пришлю тебе их курьером, только пожалуйста, сделай так, чтобы мы больше о тебе не слышали. И проблемы свои постарайся решать сам, а не сбрасывать на наши плечи.
Давид ничего ответил, отключил телефон и уставился в потолок.
Вот что, значит, его ждет. Белый потолок.
Слезы от обиды потекли по щекам.
Получалось, что все, что он сделал в жизни – все неправильно!
И сейчас он – старуха в инвалидном кресле у разбитого корыта.
Жить не хотелось. Поддерживали две мысли. Первая, что он еще ничего не пробовал, чтобы встать на ноги, и вторая – что до смерти хочется разорвать на куски Когана и его дочь. Обанкротить его
