Владислав Егоров - Букет красных роз

Между завтраком и обедом воробьи наведывались несколько раз по одному, по двое, но, не обнаружив съестного, тут же улетали. Вот так в одиночку Наташа за те две недели, что наблюдал за птицами Тихомиров, прилетела только сегодня, и он очень расстроился, что на подоконнике не завалялось ни одной крошки.

— Погоди немного, Наташа, — шептал он, — вот разрешат мне вставать, и я приготовлю что-нибудь вкусненькое персонально для тебя. Я, знаешь, не только толковый инженер, но и замечательный повар. Ты только прилетай, Наташа!

Но Наташа, чирикнув что-то обиженное, не дослушала и улетела. Потом после обеда прилетела, но уже вместе со всей стаей, и снова была последней, и снова достались ей какие-то крохи рисовой каши, которую Иван Александрович сначала перекладывал с тарелок в газетку и рассыпал на подоконнике лишь после того, как тетя Шура собирала тарелки и, похвалив больных: «Правильно, мужчины, посуда любит чистоту», уходила. Если же кто-то не доедал не столь уж обильную больничную порцию, санитарка долго выговаривала ему: «Ведь в этом пюре здоровье твое, как же можно от него отказываться».

Увозя грязную посуду на тележке, тетя Шура остановилась в конце коридора у столика сестры и в который раз поинтересовалась:

— Ну, что, к тому крайнему из седьмой палаты приходил кто?

— К Тихомирову? — переспросила Таня. — Нет, не приходил.

— Жаль мужика, — вздохнула тетя Шура. — А ведь та, которая его привезла, мне в приемном покое сказали, очень симпатичная дамочка. И он тоже видный из себя. Чего ж она его не навещает?

— Кто их знает, — равнодушно ответила Таня. — Он разведенный, а она ему не жена. Значит, не обязана.

А инженер Тихомиров лежал, не шевелясь, на своей жесткой койке и смотрел, как на подоконнике, уже оставшись в одиночестве, воробей Наташа доклевывала случайно уцелевшую после ее прожорливых сотоварищей рисовую крупинку.

1977 г.

Любовь

Харитонов, как только приехал в санаторий, лишь закинул чемодан в палату и, не переодеваясь, сразу пошел выбирать маршруты для прогулок, которые намеревался делать ежедневно и не меньше трех часов. Когда проходил перед отпуском диспансеризацию, обнаружили у него в крови лишний сахар, и повторный анализ был плохим, так что врач осторожно намекнула на диабет, а причина болезни, не исключено, как раз в избыточных килограммах, которых набралось у Харитонова порядка двадцати, однако, впрочем, нервная руководящая работа тоже могла сказаться отрицательным образом.

И вот, шагая по расчищенной аллее, увидел он внизу, в ложбинке бегущих собак. Впереди, похрамывая, трусила довольно крупная, но худющая и какая-то вся несуразная коричневая сука — даже издали были видны ее длинные болтающиеся сосцы. За ней поспешали два кобелька. Один — светло-серый, лохматый, хвост загнут в кольцо — обнюхав спутницу, забегал сбоку и оттирал ее с дорожки в сугроб, надо понимать, таким образом заигрывая с нею. Второй — что называется, типичный дворняга без особых примет — явно не вышел росточком и вполне мог пройти под брюхом коричневой суки. Но коротышка был себе на уме. Как только, кудлатый сворачивал в сторону, освобождая тыл дамы, он тут же пристраивался к ней с весьма недвусмысленными намерениями.

Харитонов остановился, наблюдая за собаками, но сам в это время думал о другом: о том, что ему всего пятьдесят один, и вот на тебе, диабет, а с ним шутки плохи, нужны строгий режим и диета, только с этой чертовой работой исключается и то, и другое, а работу он не бросит, потому как какой дурак бросит такую работу, и вообще к другой он теперь уже не приспособлен. И тут его жалостливые мысли оборвал черный пес, который неожиданно выскочил откуда-то сверху, из сосняка, перемахнул аллею у самых ног Харитонова и в несколько прыжков достал бежавшую по ложбинке троицу. Он с ходу протаранил коротышку, который в этот момент занимал не очень устойчивое положение и поэтому отлетел метра на полтора. Пока коротышка, повизгивая, выкарабкивался из сугроба, черный пес вменился зубами в холку кудлатого и опрокинул его. Кудлатый на вид был помощнее противника, по почему-то не оказал никакого сопротивления и позорно покинул поле боя, присоединившись к своему малорослому товарищу. Убедившись, что поверженные соперники убираются восвояси, победитель обнюхал даму сердца — теперь Харитонову окончательно стало ясно: это из-за нее произошла стычка, — и побежал впереди, то и дело оглядываясь, как бы спрашивая: не быстро ли, не убавить ли шаг?

— Вот звери! — сказал мужчина в ватнике, подошедший сюда с минуту назад и так же, как Харитонов, молча наблюдавший за всем ходом сражения. — Одно слово, животные.

— На то они и собаки, — неопределенно заметил Харитонов.

Видя, что разговор поддержан, мужчина в ватнике оживился:

— Известно, собаки. Только от этого не легче. Главврач Лев Аркадьевич персонально наказал: тебе, говорит, Саша, поручается вести борьбу с бродячими животными. Это, значит, помимо моих прямых обязанностей: на мне, между прочим, кухня лежит, вся погрузка-выгрузка… Хорошо ему распоряжаться, а как, я спрашиваю, вести эту борьбу? Пострелять их — прав таких не имею. Для этого специальная служба в городе есть — пусть ее вызывают. Да и территория у нас не огорожена, а и был бы забор, собака всегда дыру отыщет. Вон той коричневой зафигачил я палкой, а она, хоть охромела, а все равно сюда бегает. Вот и борись с ними.

— Ну и пусть себе бегают, кому они мешают, — сказал Харитонов.

… К собакам до сих пор относился он равнодушно и никак не мог понять, когда знакомые, такие же, как и он, солидные, уважаемые люди, заводили разных той да эрдель-терьеров. Но вот, увидев сейчас этих бездомных цыган собачьего племени, вдруг проникся к ним жалостью, которая постепенно перешла на самого себя.

«Вот вы бегаете, — думал он, — грызетесь. И я бегаю, и я грызусь. А чего? Зачем? Орден чтоб получить? (В связи с пятидесятилетием Харитонова наградили „Знаком Почета“.) Так его с собой в гроб не возьмешь, А здоровья, вот оказывается, уже и нету»…

— Ну, это, кто как смотрит, — возвратил Харитонова к теме беседы работник пищеблока. — Некоторые, особенно дамочки, жалуются, что своим лаем собаки культурно отдыхать им мешают, а когда на глазах у всех занимаются сексом — по-нашему, догадываетесь, как это называется? — то страшно их конфузят. Они под ручку прогуливаются со знакомым отдыхающим, и тут, здрасьте-пожалуйста, такая натуральная картина.

Харитонов молчал. Ему как-то сразу не понравился этот навязчивый, явно опустившийся тип, щеголяющий интеллигентными словечками, услышанными, наверное, от курортников. И к тому же неприятно пахло от него дешевым крепленым вином. Саше, который действительно с утра уже слегка «принял», напротив хотелось поговорить, и он зашел с другого конца: