Эллен Чейз - Оправданный риск
— Потому что вы ничего не знаете с подростках, — начал спорить он. — Они не замыкаются и не забиваются в угол. Только принимают все как наказание. Они убегают из дома, становятся бродягами, вступают в разные секты или кончают жизнь самоубийством. Один мальчишка покончил с собой, потому что у него отобрали телевизор.
— Вы начитались газет и позволяете себе, вопреки здравому смыслу, воображать нечто чудовищное, — попыталась протестовать она. — Бобби рассудительный и воспитанный мальчик и вполне может отличить плохое от хорошего. Вы отлично воспитали его. Он не позволит втянуть себя… в какую-нибудь авантюру из-за меня.
— Вероятно, мои родители думали точно так, как и вы, — быстро возразил он. — Я был Робом, был на его месте. Мои родители беспрестанно твердили мне, что передо мной открывается великолепное будущее, и, связавшись с Андреа, я поступаю глупо. Они твердили, что она слишком взрослая для меня, я еще толком не знаю, что такое любовь. Разве я слушал? Нет. — Он хлопнул себя по бедру. — Я был упрямым, мне казалось, что я все уже знаю. Чем больше они старались убедить меня, тем больше я утверждался в своих решениях и тем яростнее защищал ее. Они рисовали мне все в черных красках, а я видел это только в розовом свете. Я ушел от них. А в тот день, когда мы с ней поженились, они лишили меня наследства. И, естественно, пострадали от этого только мы с Робом. Прошло много, много лет, прежде чем мы снова сошлись.
— Роб сын своего отца. — Квентин вздохнул, и морщинки под глазами увеличились. — Прошлой ночью он здорово отстаивал вас.
Стефи моргнула.
— Хорошо, я не стану увольнять его. — Раздумывая, она потерла нос. — Он неверно воспринял обстановку в компании, — пояснила она. — Пока я уверенно и прямо веду корабль, все приветливы и беззаботны.
Ее глаза расширились:
— А если мне изменить поведение: стать строже и серьезнее, и, может быть, грубее? Никаких поощрений, улыбок, подарков и билетов. Ничего такого. Я изменю свое расписание таким образом, чтобы не бывать в офисе в те часы, когда приходит он, а уж если и попадусь ему на глаза, то стану вести себя, как железная леди. — Она обнадеживающе улыбнулась Квентину.
Он провел рукой по ее щеке.
— Железная леди? — Но глаза выражали сомнение.
— Я могу быть злой, — с серьезностью заявила она.
— Не сомневаюсь, — мягким и совсем не подтрунивающим голосом проговорил он. — Но если с вами произойдет такая разительная перемена, Роберт просто обвинит меня в том, что я настраиваю вас против него, и одному Богу известно, что из этого выйдет. — Квентин покачал головой. — Роб влюблен в вас. Он живет в сказочном мире, где вы принцесса, а он прекрасный принц, который берет вас на руки и уносит в…
— В волшебный замок, обложенный конфетами, — пробормотала она, отставляя тарелку на край стола. Она сидела, облокотясь на стол, подперев руками подбородок. — А что если поговорить с психиатром или со школьным куратором? Или… — Она едва не вскрикнула, когда он неожиданно хлопнул по столу.
— Простите, но вы подарили мне прекрасную мысль.
— Я… подарила?
— Да. — Квентин обнял ее за плечи, — когда упомянули про конфеты. — Он посмеялся, заметив, как она удивилась. — Что происходит, когда кто-нибудь объедается конфетами?
— Они наедаются до отвала и начинают толстеть, — угрюмо заметила она.
— Им становится плохо, — поправил он, — плохо до тошноты, и им никогда больше не хочется даже смотреть на конфеты.
Она безмолвно кивнула, глядя на Квентина прищуренными глазами.
— Вы и будете его конфетой, — объявил он, пальцем касаясь ее щеки. — Мы будем скармливать ему Стефанию Бранд до тех пор, пока при одном упоминании о ней ему не станет плохо.
— Огромное вам спасибо! — Она сбросила его руки с плеч. — Это дурацкая затея.
— Это прекрасная идея. — Квентин откинулся и скрестил руки на груди.
— Если я стану твердить Робу, что он не получит вас, он упрется и будет делать все наоборот… поэтому я скажу ему, что он может попробовать. А также намекну, чтобы он вел себя с вами, как с любой другой девушкой, и если это любовь, то разница в возрасте не будет иметь никакого значения.
— Глупо, глупо и еще раз глупо, — каждое слово звучало громче и увереннее, чем предыдущее.
— Чепуха. Отличный план. Роберт скоро увидит, что вы не вписываетесь в его школьный мир. Друзья станут подсмеиваться над ним, а вы и сами знаете, что значит мнение друзей. Все, что от вас требуется, — это разыгрывать из себя скучающую даму и говорить, как по-детски все это выглядит.
— А мне и так будет скучно. — Она подняла плечи и приняла надменный деловой вид. — Квентин, я президент компании. У меня нет времени на эти идиотские забавы. — Она постаралась разыграть настоящую злость. — Почему бы вам не положить его к себе на колени и не отшлепать как следует? Я даже могу подержать его, — с улыбкой предложила она.
— Стефи, пожалуйста. Это подействует, поверьте мне. Такова психология подростка. Позвольте им иметь то, чего они хотят, и им это уже не будет интересно.
— Но я не хочу быть подростком и снова играть в школу, с меня хватило и одного раза. Нет. Никогда.
Стефи поняла, что ее большой ошибкой было смотреть на него. Его глаза были омутом, в котором тонуло ее сердце.
— Черт с вами! Хорошо, я согласна. Я попробую. — Она вытянула руку и выставила указательный палец. — Но недолго. Так что пусть ваша затея срабатывает побыстрей.
— Это оправданный риск. — Квентин потер руки. — Надежный план.
— Только я чувствую себя полной дурой! — проворчала она.
— Я отправляюсь домой и запускаю пробный шар, — поднявшись, он снял со спинки пиджак.
— Когда в понедельник встретитесь с Бобби на работе, разыгрывайте из себя влюбленную женщину.
Стефи проводила его до двери.
— Я… я… попытаюсь.
Квентин услышал нерешительные нотки в ее голосе и заметил, как она поникла. Он взял в ладони ее лицо и нежно провел пальцами по щекам.
— Не забудьте закрасить веснушки и вылейте на себя побольше тех духов, которыми вы душились, когда приходили ко мне.
Его признание возбудило тщеславие Стефи.
— Хотите сказать, что они действительно произвели впечатление? — Она подошла ближе. Ее босые ноги оказались между его ботинками. Из-под чуть опущенных ресниц она смогла заметить, какая перемена произошла в нем: из сурового отца он превратился в чувственного мужчину.
Его сильные руки коснулись ее шеи, прежде чем скользнуть на спину. Воздушный шелк прилипал к мягкой коже его рук.
— Моя шкала Рихтера колеблется в пределах от одного до десяти, — голос его стал глубоким, он пристально смотрел на ее полуоткрытые губы. — Вы способны поднять планку до двадцати. А теперь я вам покажу, что я называю поцелуем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});