Ронда Грей - Летящие над облаками

— Рада стараться, — съязвила она. — Если бы вы с позором отослали меня обратно в Даллас, я бы этого не пережила.

Реймонд улыбнулся, и глаза его наполнились каким-то мягким, золотистым светом, словно янтарь под солнцем.

— Честно говоря, я бы не удивился, если бы вы попытались добиться именно этого.

— Я упустила столь заманчивую возможность? — Голос Барбары прозвучал сухо. — Сомневаюсь, впрочем, что попытка увенчалась бы успехом.

— Вы абсолютно правы. Не увенчалась бы.

— Я решила взять все, что можно, от этих посланных мне самой судьбой каникул, мистер Адамс.

Магнат слегка приподнял бровь: в голосе Барбары явно прозвучала ироническая нота.

— Самой судьбой посланные каникулы? Какая неожиданная формулировка! Кстати говоря, вам не приходит в голову, что пора бы уже начать называть меня по имени — просто Реймонд?

— Я, собственно, собиралась сразу перейти к следующей стадии. — Барбара игриво взмахнула ручкой, словно приглашая расцеловать тонкие пальчики. — Другие имена подходят тебе куда больше, ненаглядный мой!

— Не переигрывай, Барбара. — Адамс отбросил газету в сторону и извлек из-под нее коробочку черного бархата. — Вот почему Уилкинсон не купил тебе ленту.

Тихо щелкнула крышка, и Адамс повернул открытую коробку к девушке. Электрический свет отразился и задрожал в сверкающих гранях, и Барбара прикрыла рот ладошкой.

— Не обольщайся, — невозмутимо пояс Реймонд. — Это взято напрокат в ювелирном магазине отеля. Завтра я должен вернуть ожерелье.

Барбара боялась прикоснуться к бесценному украшению.

— Надеюсь, ты взял напрокат и парочку телохранителей?

— Вот еще! Ежели эта штука пропадет, мне нетрудно будет доказать факт кражи, и на этом мои хлопоты кончатся.

Он осторожно поднял бриллиантовое ожерелье с бледно-голубой атласной подкладки.

Золото слегка холодило кожу, а грани бриллиантов, оправленных в металл лишь по краям ожерелья, казались острыми, как иголки. Реймонд надел украшение на тонкую женскую шейку и защелкнул замочек. Ожерелье легло на грудь тяжким грузом. При мысли о том, сколько могут стоить такие камни, Барбара ощутила легкую дрожь. Или, может быть… Неужели она откликается на прикосновение его пальцев, теплых и ласковых…

Реймонд осторожно вынул из ушка девушки серьгу-жемчужинку и вставил на ее место огромный бриллиант. Камень был величиной с ноготь мизинца, не меньше.

Барбара закрепила бриллиантовые серьги как можно туже, так, что заныли мочки ушей. Вот теперь, если эти проклятые штуки свалятся, она это сразу почувствует. Потом искоса взглянул на своего «похитителя».

— Должен заметить, что твои мысли порой принимают несколько неожиданный оборот, — проговорил Реймонд. — Поэтому предупреждаю, если ты задумала саботировать сегодняшний вечер — делать это не стоит.

Барбара вздохнула свободнее.

— Предупреждения излишни. Ты достаточно определенно выразился нынче утром о последствиях непослушания.

— Превосходно.

— Кроме того, мне бы и в голову не пришло бросить тебя в самом начале интриги — Журналистка ослепительно улыбнулась своему мучителю — Не забывай, что я намерена написать твою биографию. С твоего разрешения, конечно.

Реймонд согнул локоть, приглашая Барбару взять его под руку.

— А я жду нотариально заверенного заявления.

— В таком случае, мы прекрасно понимаем друг друга, — промурлыкала Барбара. Ну, почему же она колеблется? Не убьет же ее прикосновение? Она просунула ладошку под локоть своего спутника и захлопала ресницами. — Верно, любимый?

— Воистину так.

Ты скоро привыкнешь, успокоила себя Барбара, и в очередной раз подивилась происходящему.

— Обычный лифт? — разочарованно протянула она, когда кабина безмолвно затормозила около них и двери гостеприимно открылись. — Ах, да это же особый случай!

— Мы празднуем… что, как ты думаешь? — Раймонд нажал кнопку первого этажа, где располагался главный вестибюль и повернулся к Барбаре, вопрошающе наклонив голову. Барбара призадумалась.

— Месячную годовщину нашей встречи?

— Звучит недурно. Если мы скажем, что знакомы куда дольше, возникнут ненужные толки, отчего никто не видел тебя раньше?

— Именно так ты и скрываешь свои связи? — с невинным видом полюбопытствовала Барбара. — Ограничиваешь интрижки тридцатью днями?

Глаза Реймонда сузились.

— Вовсе нет, — отозвался он. — Скорее, наоборот — не следую этому правилу.

Одной рукой Адамс обнял Барбару за талию — рука казалась твердой, словно отлитой из стали.

Наверняка каждое утро упражняется с гантелями, успела подумать Барбара в последнюю долю секунды, еще владея собой, — и в следующее мгновение его губы слились с ее губами.

Прошлой ночью Барбара проснулась, ощущая на устах его поцелуи, осознав, что таких опытных ласк она еще не знала. И сейчас, едва их губы слились, колени у Барбары подкосились.

Реймонд понял, что происходит. Наверняка понял, потому что только опершись на его сильную руку, Барбара удержалась на ногах.

Поцелуй его не был ни грубым, ни равнодушным, но безжалостным и властным! Барбара задохнулась, утратила способность двигаться и соображать. Казалось, что уже невозможно высвободиться из этих объятий.

Лифт остановился. Она прошептала что-то еле слышно, пытаясь протестовать, но Реймонд не выпустил ее. Вместо этого слегка отстранился — ровно настолько, чтобы извлечь из нагрудного кармана шелковый платок. Краем платка он чуть коснулся уголков ее губ.

Барбара в смятении взглянула на своего спутника, гадая, что это он делает. Прикосновение шелковой ткани, обернутой вокруг пальца, казалось сейчас столь же интимной лаской, как и сам поцелуй.

— Я смазал твою помаду, — прошептал Реймонд. — Сейчас я сам все поправлю — не хочу отпускать тебя ни на минуту.

Она изумленно заморгала, но двери лифта открылись, и она поняла, что все это — игра на публику, весьма заинтересованную публику, если судить по количеству открытых от изумления ртов.

Адамс проследил за ее взглядом.

— Прости, родная. — Глубокий голос звучал приглушенно, но было ясно: все, кому нужно, услышали — спутник ее безупречно рассчитал громкость. — Знаю, что ты терпеть не можешь публичных сцен. Я… потерял голову.

Ну и как прикажете на это отвечать? А ведь она и в самом деле теряет голову, а не просто играет роль.

— Мы задерживаем лифт, — наконец пробормотала Барбара.

— Это мой лифт. И я буду задерживать его ровно столько, сколько захочу.

Просто избалованный ребенок, если бы не дрожь страсти в голосе. По крайней мере, она именно так и восприняла бы услышанное, если бы не была посвящена в секрет с самого начала. Публику, без сомнения, они убедили. Одна-две женщины умиленно вздохнули. Барбара в отчаянии прикрыла глаза.