Филис Хаусман - Наше прошлое, вернись!

— Итак, когда ты перебралась в Лос-Анджелес, Лора? — спросил он.

Лора поначалу почему-то не нашлась что ответить на этот очень простой вопрос. Заметив ее смущение, Майкл повторил:

— Я спрашиваю, давно ли ты живешь в Калифорнии?

— В Калифорнии… Ах да! Примерно года три. Я переехала на Западное побережье сразу после смерти мужа.

Она спохватилась, что сказала больше, чем хотела, но было уже поздно.

— Твой муж умер?! — воскликнул Майкл, почему-то заикаясь. — Боже мой, прости, я этого н-не з-знал!

Он никогда и никому не желал смерти. Но сейчас пожалел, что на эти пятнадцать лет выпустил Лору из виду и ни разу не попытался наладить с ней контакт. Правда, ему было известно, что Лора вышла замуж за того рыжеволосого Джеролда Истена. Ну и что из того?

Если он все же не терял надежды на будущее, то мог бы, по меньшей мере, выяснить, где она живет и что делает. А тогда узнал бы, что Джеролд Истен уже три года, как покинул этот мир. То есть за два года до того, как он встретил Кэтти. Даже пять месяцев назад было бы еще не поздно…

— Ваши напитки, господа, — раздался голос официантки.

Не подозревая, какой круговорот мыслей в головах обоих она невольно прервала, девушка поставила перед Лорой бокал с коктейлем, а перед Майклом — стакан виски со льдом. После чего, улыбнувшись, удалилась.

В продолжении нескольких секунд Лора рассматривала кружевной от соли край бокала. Потом незаметно бросила взгляд на Майкла, разбалтывавшего виски в стакане со льдом. Его тело колебалось в такт этим движениям. И вообще казалось, что он ждет не дождется удобного момента, чтобы встать из-за стола.

Лора вспомнила, каким он был семнадцать лет назад во время прохождения стажировки в Корпусе мира. Тогда он тоже старался как-то унять бившую ключом энергию, пока они часами просиживали на длиннейших и скучных лекциях. Она тряхнула головой, стараясь отогнать от себя воспоминания и думать о главном: о цели их встречи за этим столом и информации, которую хотела получить от Мигуэля О'Брайана.

— Тебе удалось открыть какие-то новые лекарственные растения, Мигуэль? — спросила она.

— Да. Я даже сформировал специальную исследовательскую группу, чтобы разработать соответствующую технологию очистки.

— Значит, это ты был главным докладчиком на конференции химиков, — заключила Лора, утвердительно кивая скорее самой себе, чем своему собеседнику. — Прости, может, мне впрямь лучше называть тебя Майклом? Кстати, почему ты сменил имя?

Даже в полутьме Лора заметила, что он покраснел.

— Мне казалось, что на первых порах это поможет работе моей фирмы. Люди чувствуют себя более… комфортно, имея дело с ирландцем. Кроме того, не возникает вопросов по поводу моей мексиканской и индейской крови.

— Ты говоришь, что люди чувствуют себя более комфортно? А ты? Или в тебе теперь произошла переоценка трех четвертей крови, полученной в наследство от родителей, Майкл?

То, что она произнесла его англизированное имя, неожиданно вызвало у О'Брайана раздражение:

— Послушай, Лора, — сказал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться, — зови меня, как и прежде, Мигуэлем. И перестань строить из себя чопорную и холодную леди. Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить!

— Черт побери, ты прав! Я действительно позволила себе некоторую бестактность. Меня абсолютно не должно касаться то, каким именем ты себя называешь.

Однако вопиющая неискренность этих слов была очевидна обоим. Майкл сдержанно пожал плечами.

— Это действительно тебя не должно касаться. Но что ты знаешь о предрассудках, Лора? Женщина с белокурыми волосами и светлой кожей… Что ты об этом можешь знать?

— Не очень много. Кроме того, что именно такого рода предрассудки послужили причиной убийства всех моих родственников по отцовской линии. А сам он уцелел только потому, что его родители подкупили кое-кого из официальных лиц, которые помогли ему убежать из нацистской Германии в тридцать восьмом году.

— Твой отец? — переспросил Майкл, недоуменно качая головой.

— Да, мой отец. Густав Нордхейм, которого ты, вероятно, помнишь. Вы встретились в Эквадоре. Впрочем, я так и не успела тебя ему представить. Ведь ты таинственно исчез, испарился, когда кругом было полно людей. Ума не приложу, как это тебе удалось. Я искала тебя повсюду… — Лора осеклась: для холодной рассудительной речи подобные признания ни к чему. Она глубоко вздохнула и продолжила гораздо спокойнее: — Видишь ли, Мигуэль, мне бы не хотелось возвращаться к прошлому. И все же, тогда тебе не стоило так постыдно бежать. Честное слово, я не стала бы требовать от отца, чтобы он с ружьем в руках начал за тобой охотиться и постарался наказать за нарушение обещания жениться. И было бы куда честнее признаться мне, что ты ошибся…

— Боже мой, Лора! У меня никогда и мысли не было о том, что мои чувства к тебе оказались ошибкой! Но когда я понял, кто твой отец, а его друг принялся тебя целовать с таким видом, будто имел на это все права, я почувствовал себя в состоянии полнейшего шока. Скажу откровенно: до сего времени я не помню, как выскочил на улицу и оказался в автобусе, битком набитом местными фермерами, везущими на продажу кур.

— Мигуэль, но это же смешно… — начала Лора, но О'Брайан ее не слушал и продолжал говорить:

— Я уже пробирался к кабине водителя, чтобы попросить его остановиться. Но в этот момент понял, что должен еще раз подумать. В первую очередь о том, что могу предложить дочери Густава Нордхейма.

Я знал, что не в силах дать тебе богатство или подарить особняк вроде тех, к которым ты привыкла. Не говоря уже о том, что я до смерти боялся, что, опомнившись от первого угара увлечения, ты найдешь куда более подходящего для совместной жизни человека. Вроде приятеля твоего отца, который тогда так нежно тебя целовал. Одним словом, я не был уверен, что одной моей любви будет достаточно…

— Любви? Ты говоришь о любви?! — нашла наконец в себе силы прошептать Лора. — То, что ты чувствовал, была просто похоть. Любящий человек никогда бы не оставил меня, не сказав ни слова и не простясь. Отец и Джерри подумали, что я лишилась рассудка…

Хриплый смех прервал тираду Лоры. Оглянувшись, она увидела, что зал полон, а их стол уже давно перестал быть местом уединения. Пробормотав относительно приличное ругательство, Лора стала говорить совсем тихо, но с еще большим сарказмом:

— Твоя любовь была столь грандиозной, что ты решил от меня отказаться. Наверное, ты сказал всем тем фермерам и их курам в автобусе: «Сегодня я совершил самый благородный поступок за всю свою жизнь…» Так? Боже, что за мерзость!