Розали Эш - Свадьба колдуньи

— Hola, buenas noches, Верити, — пробормотал он слегка охрипшим голосом. Сердясь на себя за собственную стеснительность, она одарила его одной из самых своих ослепительных улыбок, надеясь укрыться за ней, как за щитом.

— Добрый вечер, Люк, — беспечно ответила она, усаживаясь на ближайший к нему табурет. — Продолжай, продолжай, не буду тебе мешать…

Она улыбнулась и Паблито, который тут же расплылся в широчайшей улыбке и даже прекратил на какое-то мгновение вытирать бокал большой белой салфеткой, очарованный исходившим от нее золотистым теплом.

— Buenas noches, señorita. Que quiere?[9]

— Hola, Паблито. Можно попробовать то же самое? — и она показала на стакан Люка.

Люк с некоторым, как ей показалось, раздражением еще несколько секунд поговорил по телефону, повесил трубку и решительно сказал:

— Сегодня вечером меня больше ни для кого нет, Паблито. — И повернулся к Верити, с удовольствием потягивавшей напиток. — Нравится?

— Ммм… чудесно! Что это?

— Это сауэр: ром, лимон, яичный белок, мускатный орех и лед.

— Прекрасный коктейль! — Она сделала еще один глоток и с довольным выражением лица огляделась: на террасе за столиками, освещенными свечами, уже начали собираться элегантно одетые гости, официанты плавно скользили среди них, раздавая меню.

Люк задержал на ней долгий таинственный взгляд и наконец сказал:

— Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо!

Она тут же склонила голову, пытаясь скрыть мгновенно залившую ее щеки краску и хваля себя за то, как лихо разыгрывает веселое безразличие.

Люк вытащил из внутреннего кармана смокинга длинный узкий пакетик из золотистой бумаги и с непроницаемым лицом вручил его Верити.

— Я хотел сделать это во время ужина, но не могу больше ждать. С днем рождения, Верити.

В его глазах было что-то такое, от чего у нее на секунду перехватило дыхание: саднящий, голодный взгляд, от которого у нее тут же засосало под ложечкой. Но уже в следующее мгновение, когда взгляд его опять стал непроницаемым, она решила, что ей показалось.

Люк наклонился и сдержанно чмокнул ее в щеку твердыми холодными губами; сердце у нее затрепетало.

Держа пакетик дрожащими пальцами, она неуверенно рассматривала его.

— Люк, это… То есть, я хочу сказать, незачем было это покупать…

— Открой.

— О'кей. Но я не могу принять этого.

— Можешь, — сказал Люк холодным, не терпящим возражений голосом.

Пожав плечами, Верити глубоко вздохнула и развернула пакетик. В длинной коробочке из черной кожи лежал тонкой работы овальный кулон из желтого камня, окруженный мелкими сверкающими белыми камешками, вспыхивающими огнем в лучах электрического света.

В горле у нее пересохло. Она посмотрела прямо в полуприкрытые глаза Люка. Уже подарки! Драгоценные камни, стоящие, наверное, целое состояние… Второй этап его плана? Аванс за ожидаемые услуги? Видимо, он так плохо о ней думает, что уже начал питать какие-то надежды. Неужели он надеется, что в благодарность она забудет обо всем на свете? Как же теперь выйти из этой игры, не разругавшись с ним в пух и прах?

С натянутой улыбкой она встала и чмокнула его в щеку, но, стоило ему взять ее за руку, она тут же запаниковала.

— Чудесный кулон, но я не могу его принять, Люк! — повторила она с беззаботным видом, пытаясь освободиться.

— Он твой. Надень его прямо сейчас, он очень подходит к твоему платью, — глухо сказал Люк.

Он настаивал, и она судорожно глотнула воздух, чувствуя, как от плотно сжавших ее запястье пальцев по руке у нее бегут мурашки.

— Люк, я не могу…

— Но ведь мы же старые знакомые, — напомнил он ей терпеливо, с довольным видом. — А знакомые имеют право дарить друг другу подарки. Ты тоже можешь мне что-нибудь купить на день рождения, это в августе. И будем квиты, no es verdad? Не так ли?

Он медленно повернул ее к себе, вытащил кулон из коробочки и застегнул на ее шее, скользнув пальцами по еще влажным волосам. Уверенность, с какой он все это проделал, заставила ее подумать о бесконечной череде женщин, с которыми он приобрел этот опыт.

От злости и собственного бессилия у нее даже перехватило дыхание, и она опустила голову. Тяжелый камень светился на ее коже как раз над самой ложбинкой груди. Она поднесла его к свету и с любопытством повертела, сразу забыв о своем раздражении.

— Так и быть, принимая во внимание все твои труды: надо же было его купить, а потом силой нацепить мне на шею — ладно, поношу его сегодня, согласилась она с нервным смешком, наблюдая за игрой света на гранях камня. — Очень красиво. Люк. Но что это?

— Желтый камень — янтарь. Этот берег известен как Costa de Ambar[10]. Здесь добывают янтарь.

— Янтарь… — Она всмотрелась в сверкающую, волшебную глубину.

— Он мне очень нравится. Пожалуй, это самый красивый кулон из всех, что я когда-либо видела, но я действительно не могу его принять…

— Ты уже приняла. Bueno![11] Пойдем за стол.

— Si, patron![12] — сухо подхватила она и позволила ему препроводить себя к столику в увитой зеленью беседке рядом с бассейном и рощицей ярко освещенных пальм.

В дальнем конце танцплощадки появились музыканты с гитарами и саксофоном: четверо мужчин и две женщины. Заиграла мягкая ритмичная музыка, но Верити готова была побиться об заклад, что к концу вечера она станет зажигательной. Сверкающие золотые пиджаки приковывали к музыкантам всеобщее внимание. На женщинах с обнаженными гибкими животами были лифы с оборками и многослойные ярких цветов юбки.

Разговор с Люком тек так мирно и гладко, что она готова была приписать эту гармонию сауэру и неотразимому очарованию Люка, которое таки взяло над ней верх.

Они говорили о Лондоне, о ее делах, о друзьях Люка, которые теперь вот уже регулярно прибегали к ее услугам, едва ли не предпочитая ее фирму всем остальным.

Выпив пару бокалов вина, она уже не могла сказать, играет ли она роль или ведет себя естественно. Она рассказывала ему о том удовольствии, что получала от аранжировки праздничных вечеров и обедов для своих клиентов. За изысканным ужином — мясо крабов и раков, а затем филе, гордо поданное самим шеф-поваром, — их взаимоотношения стали почти теплыми. Они говорили о литературе, отыскивая общие привязанности — например, Умберто Эко и Агата Кристи, — о кинематографе и театре. Люк имел слабость к двум противоположным жанрам: с одной стороны, полные действия приключенческие комедии, а с другой — в высшей степени элитарные фильмы мировых знаменитостей.

— Но особенно мне нравятся испанские фильмы, — добавил он с легкой улыбкой, поднося к губам бокал бургундского. — Может, оттого, что я человек двуязычный?