Ирен Беллоу - Любовное перемирие

— Не сомневаюсь, — сказала она, отворачиваясь, и сжала зубы.

— Я понимаю, что пока у вас есть основания для мрачного настроения. Но клянусь вам, что в конце концов все ваши болячки пройдут.

Он говорил спокойно и с такой убежденностью, что Рейчел посмотрела на него. Интересно, сам он верит в то, что говорит? — подумала она. Какие болячки, если у нее вся правая сторона лица в шрамах и самый большой шрам на лбу?! Она глубоко вздохнула.

— Дайте мне, пожалуйста, зеркало. Я держу его в верхнем ящике тумбочки, — добавила она.

— Может, не стоит сейчас? — В глазах Джеймса мелькнула растерянность.

— Я прошу вас, — настаивала Рейчел.

Джеймс открыл ящик тумбочки, вынул зеркало и протянул его Рейчел. Она повернулась к нему правой стороной лица, долго смотрелась в него, а потом перевела взгляд на Джеймса.

— Вот эти багровые шрамы вы называете болячками?

Джеймс молчал в напряженном ожидании, что последует дальше. Рейчел заплачет? Начнет проклинать все на свете? Он видел, как дрожит ее рука с зеркалом. Наконец она положила его рядом с собой на плед, опустила голову на подушку и закрыла глаза. Несколько слезинок скатилось по ее щекам, на солнце они переливались как драгоценные камешки.

Джеймс мгновенно оказался рядом с ней, готовый языком слизывать эти драгоценные капли с ее лица. Чем еще он мог утешить ее? Рейчел открыла глаза и прямо перед собой увидела темные глаза Джеймса.

— Уходите.

— Рейчел!

— Вы глухой? Я сказала, чтобы вы ушли. — В голосе Рейчел слышался надрыв страдающего человека.

Джеймс встал и теперь свысока смотрел на нее.

— Дать вам возможность насладиться жалостью к себе? — спросил он.

Рейчел хлестнула его по лицу взглядом разъяренного унижением человека. Такой вопрос ей задавать было нечестно с его стороны, Джеймс понял это. Она была сильной и стойкой как оловянный солдатик, ему ли не знать, но сейчас у нее были серьезные основания для того, чтобы пожалеть себя. И жалостью здесь не поможешь, это ему тоже было понятно. Скорее всего, она справится со своим несчастьем через недели, а может, через месяцы, согласится прибегнуть к пластической операции, которая даст ей возможность вернуться к прежней работе. И жизнь ее потечет как прежде. Найдется ли тогда место для него в ее жизни?

— Что вы о себе возомнили? — Голос Рейчел дрожал от гнева. — Нет у вас права…

— Говорят, если спасаешь кому-то жизнь, — перебил ее Джеймс, — то принимаешь на себя ответственность за этого человека. — По глазам Рейчел он понял, что ей неинтересно слушать его рассуждения, и стал говорить быстрее. — Вы подверглись смертельному риску, выжили, неужели сейчас вы готовы сдаться?

— Вас это не касается, — сухо заметила Рейчел и опустила глаза.

— Неправда, касается! — Он взял ее узкие кисти в свои широкие ладони и сжал их. — В том, что вы говорили, есть доля правды. С вами ничего бы не случилось, если бы после поворота вы не увидели мой мотоцикл! — Он говорил как в горячечном бреду, крепко держа ее за руки, словно боялся потерять.

— А вот оно что, теперь я понимаю. Вас мучает чувство вины. Не надо, — спокойно произнесла Рейчел. — В том, что произошло, виновата одна я. Договорились? А теперь выйдите из палаты, оставьте меня в покое.

Едва она успела замолчать, как Джеймс нагнулся, нежно поцеловал ее губы и вышел из палаты.

4

Рейчел была уверена, что Джеймс Макларен ушел из ее жизни навсегда. Наконец можно было дать волю слезам, которые пришлось так долго сдерживать. Хорошо, что никто не видит ее страданий, не смотрит на нее сочувственным взглядом, не пытается утешить. Ей нужно побыть в одиночестве, чтобы выплакать страх и гнев своего сердца, чтобы осознать: прежняя жизнь кончилась и надо с этим смириться.

Рейчел плакала самозабвенно, пока не заснула в слезах, а когда проснулась, рядом на стуле сидел Джеймс Макларен. На утро следующего дня он снова принес завтрак. Опираясь на его руку, она сделала первые шаги в больничном саду. Узнав, что в больнице он находится не из-за нее, а из-за раны в плече, которую получил во время той автокатастрофы, Рейчел смирилась с его присутствием. Когда его не было, она обдумывала, что ей делать после выхода из больницы. Родных она решила пока не беспокоить. На первое время можно было снять номер в лучшем отеле Эдинбурга. Потом, когда почувствует, что ей хватит физических сил выдержать перелет в Лондон, и душевных, чтобы выдержать сочувствие матери, Брюса, Перри, младших сестер и остальных родственников, она продемонстрирует им то, что каждый день видит в зеркале.

Накануне выписки Рейчел попросила купить ей большие темные очки, а также шляпу с большими опущенными полями. На следующий день она вышла через главный подъезд больницы на улицу, дожидаясь заказанного такси. Никто из ее поклонников не узнал бы в ней сейчас известную фотомодель. Массивные темные очки закрывали пол-лица, да и все лицо скрывалось в тени широкополой шляпы.

— Рейчел! — услышала она знакомый голос и обернулась.

У обочины стоял темно-серый шевроле, а рядом Джеймс Макларен. Он придерживал открытую дверцу заднего сиденья, улыбался и протягивал к ней руку. Не задумываясь Рейчел медленно направилась в сторону машины, словно неведомая сила против воли притягивала ее к высокому мужчине в элегантном сером костюме.

«Хозяин замка вредный старикашка, он запретил нам даже приближаться к его дому», — вспомнила Рейчел слова Стеллы Добни.

Она улыбнулась. Владелец замка на самом деле оказался совсем не старым и уж тем более не вредным. Во всяком случае, по отношению к ней он проявил рыцарское великодушие, поселив у себя в замке в той его части, где были расположены апартаменты для гостей. Она долго не соглашалась, но Джеймс настоял на своем предложении.

Свернувшись клубочком в кресле у окна, Рейчел вспоминала, каким представляла себе внутреннее убранство замка, глядя на него снаружи во время съемок. Действительность превзошла все ее представления о роскоши. Богатство здесь не выставлялось напоказ, а служило для создания красоты и уюта. Гармоничное сочетание старинной обстановки и современных удобств создавало в доме приятную атмосферу спокойствия и умиротворения. Рейчел как никогда нуждалась сейчас в этом. В глубине души затаилось горькое чувство, что прежней Рейчел Кемпбелл больше не существует. Зеркало каждый день напоминало ей об этом. О работе фотомодели можно было забыть навсегда. Оставалось только выйти замуж. Но кто полюбит женщину с изуродованным лицом? Джеймс обнимал ее за плечи и даже целовал иногда, но Рейчел понимала, что его приступы нежности всего лишь проявление сострадания. Видит Бог, она была искренне благодарна ему за легкие прикосновения и нежные поцелуи. Он не давал ей возможности погрузиться с головой в беспросветный мрак отчаяния. Правда, Рейчел не собиралась злоупотребить его добротой. Надо было решать, что делать и как жить дальше.