Энн Вулф - Прекрасный цветок

Коварное зеркало оживляло картины беспокойной ночи. Как-то Джеральд, встретившись с Евой после разгульного вечера, следы которого ярко отпечатались на его лице, заметил: «Завидую вам, женщинам. С помощью косметики вы можете нарисовать себе желаемое лицо и убедить окружающих в том, что оно настоящее. Если бы я мог скрыть следы похмелья на своей физиономии с помощью какого-нибудь тонального крема! Но, поступи я так, меня засмеет и мой пол, и ваш. Вот она, истинная дискриминация!». Ева посмеялась тогда над высказыванием Джеральда, но сейчас, приводя себя в порядок, она оценила правоту его слов. Огуречная маска, нанесенная на несколько минут, — и лицо уже не выглядит припухшим. Пара мазков гримирующего карандаша под глазами — от теней не осталось и следа. Взмах кисточки — и тушь делает взгляд выразительным, грусть прячется в глубину глаз. Легкие румяна скрашивают бледность щек; штрих терракотовой помады — и ожившие губы готовы покорять мужчин своим очаровательным изгибом.

Для кого все это? Людям, которых я увижу, совершенно все равно, как я выгляжу. Для чего эта ненужная трата времени, ведь мне безразлично, нравлюсь я кому-то или нет? — подумала Ева, но тут же осеклась. — В первую очередь я должна нравиться себе самой. Мне необходима уверенность в своей привлекательности.

Внутренний диалог девушки прервал затрезвонивший телефон. Ева встала с пуфика и взглянула на определитель номера. Анна. Боже мой, почему сейчас? Не брать трубку? Нет, она должна взять себя в руки и поговорить с подругой. Это неизбежно. Она уже приняла решение и не собирается его менять. Раньше, позже — это ничего не изменит. Ева сделала глубокий вдох, будто перед решительным броском, сняла со стены радиотрубку, включила ее и вновь устроилась на пуфе.

— Здравствуй, Анна. — Она постаралась придать своему голосу оживленный оттенок. — Как твои дела?

— Это я должна спрашивать, как твои! Где, черт побери, тебя носит! Мы не виделись миллион лет, а ты даже не удостаиваешь меня звонком!

Звонкий голос подруги оглушил Еву, а упреки заставили почувствовать себя виноватой.

— Я уезжала отдыхать на пару дней, а теперь решаю проблемы в «Ароматик». Прости, сейчас я по уши завязла в делах, у меня не было ни сил, ни времени звонить тебе, — извиняющимся тоном произнесла Ева.

— Забудь о делах, давай встретимся. Ты же не променяешь общение с подругой на возню в этом чертовом бутике? Не хочешь посетить сегодня наш любимый ресторанчик?

— Анна, ещё раз прости, я действительно страшно занята. Во всяком случае, днем. Через час мне нужно быть в магазине, а я не одета и даже не завтракала.

— Нет проблем, Ева. Мы можем встретиться вечером. Конечно, хотелось бы пораньше. Не хочу опоздать на свидание с Грэгом. Ты, кстати, помнишь Грегори Олтона? Сейчас я встречаюсь с ним.

— Да, я помню Грегори. Тебя устроит, если мы встретимся в шесть часов в «Виктори»?

— Лучше в пять, Ева, пожалуйста. Хочу наговориться с тобой вдоволь.

— Хорошо. Встретимся в пять.

— Ева, ты в порядке? — Голос Анны стал неожиданно серьезным.

— Да. Не обижайся, я действительно тороплюсь. Слишком много дел запланировано на сегодняшний день. Впрочем, при встрече я обо всем тебе расскажу.

— Уговорила. — Голос Анны вновь повеселел. — Чао, подруга.

Почти с облегчением Ева услышала в трубке гудки.

Аннабел Беркли и Еву Дэвис связывали долгие годы неразлучной дружбы. Они познакомились еще детьми: Род Дэвис, отец Евы, работал на предприятии отца Аннабел. Девочки с первого взгляда понравились друг другу. Правда, Аннабел была несколько избалованным ребенком, но на ее дружбе с Евой это никак не сказывалось. Ее родители были очень богаты, и девочка могла позволить себе все, что хотела. Она часто приводила Еву в роскошный особняк Беркли, давала ей играть своими лучшими куклами. Несмотря на положение родителей, Аннабел не была заносчивой, за что Ева прониклась к ней уважением. Они постоянно были вместе. В шестнадцать лет на какой-то вечеринке они впервые попробовали алкоголь, а потом обе страдали от невыносимого похмелья. Иногда они вдвоем прогуливали школу, устраивая совместные вылазки на природу. Не желая разлучаться, они поступили в один университет и успешно его закончили. После окончания университета Ева задалась целью открыть свое дело. Она взяла кредит в одном из местных банков, арендовала небольшое помещение, в котором начала довольно успешно продавать косметику. Чтобы не отставать от подруги, Аннабел, которая на тот момент переименовала себя в Анну, (это имя казалось ей более звучным и оригинальным), уговорила отца купить ей ювелирный магазинчик и начала вести в нем дела. Через некоторое время Ева тесно сблизилась с Джеральдом Вудсом, который предложил ей переехать в Мэйн Бич, уверяя, что именно там она сможет развернуть свое дело «на полную катушку». На тот момент у Евы было достаточно сбережений для покупки дома и открытия нового дела в Мэйн Бич. Анна захотела оставить пыльный городок и уехать вместе с подругой. Беркли, люди уже пожилые, не пожелали менять привычную консервативную обстановку на яркий и шумный район, однако отец Анны дал добро на переезд дочери. На день рождения девушки он купил ей один из престижных салонов красоты и роскошный особняк в Мэйн Бич. Ева искренне радовалась за подругу. Теперь ничто не мешало начать им обеим новую жизнь. В новом месте Ева арендовала небольшое, но красивое здание, которое впоследствии выкупила. Так появилась «Ароматик Плэйнет» — «Планета ароматов», за существование которой сейчас боролась Ева.

Жизнь в Мэйн Бич странным образом повлияла на Аннабел Беркли. Спустя полгода она превратилась в роскошную, вызывающую женщину-вамп, преисполненную сознанием собственной уникальности. Вудс в шутку назвал ее «смесью эпатажа и пафоса» и стал избегать встреч с ней. «Уверяю, Ева, у тебя будут из-за нее серьезные проблемы. Не хочу выступать в роли прорицательницы Кассандры, но чувствую, они тебя ожидают», — ответил он Еве на ее вопрос, почему он бежит от Анны, как от чумы. Ее подруга действительно стала Анной — любой ее поступок был претензией на оригинальность, неповторимость. В ней поселилась необходимость постоянно выделяться: интонацией, жестами, словами, поступками. Возникало ощущение, что она живет лишь одной целью — казаться не такой, как все окружающие ее люди. Еве казалось, что в этой погоне за эпатажем ее подруга потеряла саму себя, свое действительно неповторимое «я». Ева часто задавалась вопросом, какое переживание могло настолько изменить Аннабел Беркли. Ей хотелось спросить об этом саму Анну, однако что-то в душе подсказывало: не стоит. Ева боялась обидеть подругу или услышать фальшивую фразу «принимайте меня такой, какая есть».