Берта Эллвуд - Сердце в подарок

Будут ли другие, неизвестные ей пока члены семьи Мазини обращаться с ней, как с парией? Казалось, они шли целую вечность в пугавшем ее молчании по нескончаемым коридорам. В попытке разрядить обстановку Оливия оживленно проговорила:

— Если придется выйти куда-нибудь одной, то мне понадобится моток ниток, чтобы найти дорогу обратно!

Пожалуй, это было самым неуместным высказыванием, одним из тех, что она выпаливает, не подумав, безутешно решила Оливия, а Пьетро проронил:

— Вы наверняка быстро научитесь ориентироваться в доме.

Эта фраза походила на продолжение ранее высказанного им упрека в том, что она слишком спешит воспользоваться чужим гостеприимством, решила Оливия и почувствовала себя совершенно подавленной.

— В настоящее время отец пользуется покоями на первом этаже, — холодно объяснил Пьетро, когда они достигли верхней площадки еще одной широкой лестницы.

Спустившись в просторный и гулкий, выложенный мрамором холл, Пьетро и Оливия прошли через арочный вход в комнату с окнами, затененными плотными портьерами. В ней, вцепившись руками в подлокотники инвалидной коляски, как если бы пребывал в состоянии глубокой тревоги, лицом к двери сидел пожилой седовласый мужчина.

Сердце Оливии моментально оттаяло. Бедный старик, похоже, переживал по поводу предстоявшей встречи не меньше, чем она сама! Взглянув на женщину в форменной одежде медицинской сиделки, стоявшую позади его кресла, и не вслушиваясь в то, как Пьетро представлял ее, Оливия быстро прошла по роскошному черному ковру и взяла в обе руки протянутую ей трясущуюся руку Никколо Мазини.

— Я так рада познакомиться с вами и так огорчена тем, что вы нездоровы, — сердечно проговорила Оливия, сочувственно глядя на изможденное, но все еще красивое лицо, и замечая блеск слез в его глазах, таких же темных, как у Пьетро. Пожатие его руки было столь слабым, что Оливия встревожилась еще больше и с трудом проглотила ком в горле. Однако голос Никколо Мазини нельзя было назвать слабым, когда тот медленно проговорил:

— Добро пожаловать к нам, на виллу «Красивый источник», Оливия. У вас есть все необходимое? А у моего внука? Он хорошо устроен?

Яркие глаза прищурились, как если бы их хозяин пытался разглядеть ребенка в темноте комнаты. Может, он просил показать ему внука, а Пьетро не выполнил отцовской просьбы? Почему на всех окнах почти полностью закрыты жалюзи? Не лучше ли было бы позволить старому джентльмену видеть небо и наблюдать, как садится солнце и удлиняются тени в саду?

— Тедди крепко спит, — мягко объяснила Оливия. — У него выдался трудный день. Обещаю, утром я принесу его показать вам. Вы полюбите его, я уверена. — Разве может кто-то не полюбить моего милого малютку? — Ему всего два месяца, но он удивительно живой и улыбается всем вокруг. Пока же...

Она заметила обитую декоративной тканью скамеечку для ног, подтянула ее обутой в босоножку ногой поближе к инвалидному креслу и уселась на нее. Достала из сумочки фотографии — она наснимала их множество — и вложила снимки в руки старика.

— Дайте свет! — властно приказал Никколо, и Пьетро, шагнув вперед, пододвинул торшер и включил его.

Потом он бросил взгляд на часы и напомнил:

— У нас мало времени, папа, если ты хочешь пообедать вместе со всеми. Может быть, ты посмотришь фотографии позже или утром?

К тайной радости Оливии, Никколо проигнорировал подсказку. Краем глаза она заметила, что сын отступил назад с мрачным видом. По ее спине пробежала легкая дрожь. Не оставалось сомнений в том, кто командовал бы в доме, если бы Мазини-старший не заболел и сам не нуждался в помощи.

Оливия сосредоточила все свое внимание на Никколо и стала комментировать рассматриваемые им фотографии, запечатлевшие каждую стадию короткой жизни его внука. Когда дошла очередь до одной из ее самых любимых фотографий, Никколо заметил с улыбкой:

— Сколько цветов! Вы, молодая леди, должно быть, пользуетесь всеобщей любовью.

Фотографию сделала одна милая медсестра. На ней радостно улыбающаяся Оливия сидела на больничной койке, с гордостью держа на руках родившегося накануне Тедди. А вокруг было столько цветов, что их хватило бы на целый цветочный магазин.

— Люди были так добры ко мне, — прошептала она, отведя прядь светлых шелковистых волос за ухо и приготовившись к долгой и приятной беседе. В первый раз она порадовалась, что оказалась здесь. — Видите эти розы, сэр? — Трудно было не заметить их — большие букеты лежали в ногах кровати. — Одна из наших соседок, Эйлис, срезала их для меня, оголив, видимо, весь свой садик. Как мило с ее стороны! Еще и заплатила разносчику газет за их доставку, так как сама бедная старушка почти не выходит из дома из-за своего артрита. — Лицо Оливии на мгновение затуманилось. — Надеюсь, с ней все в порядке. Я делала для нее еженедельные покупки. Мама обещала мне присматривать за ней, пока я в отъезде.

— Ваша мать всегда выполняет свои обещания?

— Всегда, — быстро ответила Оливия. — Она женщина высокой морали.

При этом Оливия изрядно покраснела: Пьетро прислушивался к каждому слову, а он, как ей было известно, считает, что, в отличие от материнской, ее собственная мораль не заслуживает ни малейшего одобрения. Но Никколо тут же успокоил ее, вернув с поистине обнадеживавшей улыбкой фотографии и сказав:

— Прекрасно! Значит, у вас нет причин беспокоиться о старушке, пока вы находитесь у нас. Вот и хорошо. — Все еще улыбаясь, он поднял голову. — А теперь, Пьетро, идем обедать.

Прислонившийся к дверному косяку с покорным выражением на красивом лице, Пьетро успел только шевельнуться, когда сиделка разразилась потоком быстрых, явно полных возмущения слов на итальянском. Оливия испуганно взглянула на нее. Она почти забыла о присутствии этой женщины, поглощенная показом фотографий Теда его дедушке.

— Моя сиделка возражает, — с усмешкой перевел гневную тираду Никколо. — Пытается настоять, чтобы я поел здесь, как обычно, но я сделаю по-своему. Пьетро, я готов. Оливии предстоит нелегкое знакомство с твоей теткой и кузеном, не говоря уже о Софии. Так что поехали.

Его слова привели Оливию в уныние. Она струсила, но все же выдавила из себя жалкую улыбку и зашагала рядом с Пьетро, аккуратно толкавшим кресло-каталку по бесконечным коридорам. Перспектива знакомства с несомненно осуждавшими ее, остальными членами семьи Франко и — самое кошмарное — с его бедной горюющей вдовой, отнюдь не приводила Оливию в восторг.

Ладно, как-нибудь переживу, подумала она. Не такая уж я трусиха. Правда, и далеко не героиня.

5

В столовой красовался огромный стол красного дерева, с крахмальными салфетками под каждым прибором. Масса серебра и хрусталя, сверкала в свете великолепной люстры. К каждой перемене блюд подавалось особое вино. Ее сбивало с толку множество столовых ножей, которыми можно было бы вооружить целую армию...