Люси Гордон - Венецианский маскарад
— Не все такие циники, как ты, — ответил Гвидо. — Иногда мужчина должен верить собственным инстинктам, а мои подсказывают мне, что лучше женщины мне не сыскать. Она не способна на ложь и на предательство. Если она полюбит меня, то только из-за меня самого.
Лео поднял брови.
— Ты хочешь сказать, что она еще тебя не любит? Ты теряешь хватку.
— Не спеши, — возразил Гвидо. — Очень скоро она полюбит меня… И так же сильно, как я ее!
— Но ты же ее почти не знаешь, — уже более серьезным тоном заметил Лео.
— Да, я знаком с ней всего несколько часов, но мне кажется — всю мою жизнь.
— По-моему ты сбрендил, — фыркнул Марко. Гвидо рубанул рукой воздух.
— Помолчи. Ты ничего не понимаешь! — сказал он резко и, поднявшись, пошел прочь от ошарашенных Марко и Лео. Отойдя от них достаточно далеко, он остановился и, подняв глаза к сияющей на черном небе луне, восторженно произнес: — Наконец-то! Она пришла ко мне. Само совершенство!
Глава четвертая
— Все, скоро я возвращаюсь домой, — заявил на следующее утро братьям Лео, когда они собрались на террасе, чтобы вместе позавтракать. — Я приехал только ради того, чтобы увидеть дядю. Но раз он совершенно здоров, мне здесь больше делать нечего.
— Ты не мог бы пожить здесь еще немного? — поспешил спросить Гвидо. — Дядя так редко тебя видит, да и, по правде говоря, он может недолго протянуть…
— Дядя еще всех нас переживет, — возразил Лео и добавил: — И потом, не забывай, я фермер, а в это время года мое присутствие в деревне обязательно.
— Послушать тебя, так в году вообще нет такого времени, когда без тебя там можно обойтись. — Гвидо хмыкнул.
— К тому же, я не люблю город, — добавил Лео. — Это сущий ад.
— Не говори так о Венеции, — вступился Гвидо за любимый город.
— Умоляю тебя! — Его брат понемногу начинал раздражаться. — Ты не более венецианец, чем я.
— Но я родился здесь, — напомнил ему Гвидо.
— Мы оба родились здесь, — ответил Лео. — Наш дядя настаивал, чтобы все дети в семье рождались в Венеции, а точнее, в палаццо Кальвани. Но и тебя, и меня через несколько недель после рождения увезли в Тоскану, которая и является нашей настоящей родиной.
— Только не моей, — не мог согласиться Гвидо с мнением брата. — Я всегда больше любил Венецию.
Еще ребенком он часто приезжал на школьные каникулы к своему дяде. Когда же наследнику Кальвани исполнилось двенадцать лет, Франческо захотел, чтобы он переехал в Венецию на постоянное жительство. Гвидо тогда имел лишь смутное представление о своем долге по отношению к дяде, но сам город давно очаровал мальчика, и он был рад переезду.
Гвидо любил отца, но они никогда не были друг другу достаточно близки. Бертрандо по складу характера был сельским жителем и свою родственную душу нашел в Лео. Когда Франческо «похитил» у него сына, Бертрандо покричал, погрозил, но вскоре помирился с братом, тем более, что тот послал ему приличную сумму денег, компенсирующую потери от неудачного урожая.
Воспоминания Гвидо прервал Марко, который присоединился к братьям, закончив разговаривать по мобильному телефону. Усевшись за стол, он тотчас заявил:
— Мне пора возвращаться домой.
Гвидо мысленно послал все к чертям, но вслух только произнес:
— И ты туда же! Послушай, дядя хотел бы, чтобы ты остался еще на некоторое время. Он редко тебя видит.
— Я и так совсем забросил дела! — ответил Марко.
— Но ведь за банками не нужно особо следить. Они прекрасно работают сами по себе, — заметил Гвидо, делая простодушное лицо.
Это была с его стороны откровенная провокация, поскольку все знали, что Марко не просто банкир. Он управлял целой финансовой империей. Гвидо и сам в свое время воспользовался помощью своего двоюродного брата, но сейчас не смог удержаться от того, чтобы немного подразнить его.
Марко сделал вид, что не заметил последних слов Гвидо, а может быть, он и вправду был погружен в собственные мысли.
Хотя отец Марко был из рода Кальвани, его мать всю свою жизнь прожила в Риме, и семья обосновалась в столице. Марко вырос необычайно честным и гордым человеком, по-аристократически равнодушным ко всему, что он оценивал ниже себя.
Однажды, впрочем, все узнали, что ничто человеческое Марко не чуждо. Он влюбился и даже назначил день свадьбы. Гвидо и Лео поражались тому, как изменился их двоюродный брат: при виде своей будущей жены его глаза начинали светиться теплотой и любовью.
И вдруг — разрыв. Помолвка была расторгнута. И никаких объяснений не последовало. Было лишь заявлено, что свадьба отменяется «по обоюдному согласию».
Только четыре года спустя, Марко скупо прокомментировал братьям причины той неудавшейся свадьбы.
— Мы не подходили друг другу. Такое иногда случается.
— Это они-то не подходили друг другу?! — воскликнул Гвидо, когда Марко уже не было рядом. — Я видел его лицо после их расставания и могу поклясться, что сердце Марко разбито на всю жизнь.
— Тебе никогда не удастся убедить его в этом, — провидчески заметил тогда Лео.
Потом Марко больше никогда не возвращался к этой теме. Его двоюродные братья так ничего бы и не узнали, не повстречай однажды случайно Гвидо ту его возлюбленную.
— Он хотел, чтобы я принадлежала ему вся без остатка, — объяснила молодая женщина. — Я не выдержала этого. У каждого человека должно быть хоть немного личной свободы.
— Неужели она говорила о Марко? — удивился Лео, когда Гвидо передал ему содержание этого разговора. — Но он же настоящий айсберг.
— Очевидно, не всегда… — ответил Гвидо.
Но как бы то ни было, после той несчастной любви Марко перестал доверять противоположному полу. И с тех пор все его отношения с женщинами заканчивались, даже не успев толком начаться. Редко какая его связь продолжалась больше месяца. Похоже обстояли дела и у Гвидо. Впрочем, его ветреность скорее объяснялась горячим темпераментом.
Теперь все три брата сидели за столом и медленно попивали кофе, принесенный Лизабеттой. Вскоре она совершенно бесшумно появилась на террасе и, не проронив ни единого слова, собрала грязные тарелки и столовые приборы и так же тихо вернулась обратно в дом.
— Честно говоря, она иногда пугает меня, — признался Гвидо. — Мне при виде ее почему-то приходит в голову Великая французская революция. И как прислуга выдавала своих хозяев-аристократов революционерам, а потом с улыбками провожала их на казнь.
Лео усмехнулся.
— Ну со мной она не будет возиться. Я простой фермер. Ни капли голубой крови. Кстати, мне действительно пора возвращаться домой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});