Энн Мэтер - Прелюдия к очарованию

Не интересуясь мнением Санчи, граф слегка подтолкнул ее, и она была вынуждена следовать за Джулио через все помещение к столику между решетчатыми ширмами, густо поросшими вьющейся зеленью. Оба сели на скамейку, и Санча постаралась отодвинуться от графа подальше. Прислуживать им взялся сам Джулио.

В качестве аперитива граф Малатеста заказал «Кампари», предварительно не спросив Санчу, нравится ей это вино или нет, и затем некоторое время изучал обширное меню, которое ему подал Джулио.

Маленький итальянец время от времени вставлял свои замечания относительно конкретных блюд, но решал главным образом граф. Санча молча наблюдала за ним, без особой охоты попивая вино и содовую воду, и могло показаться, что граф совсем забыл о ее существовании.

Но вот, однако, с меню было покончено, и Джулио отправился передать заказ повару. Отхлебнув из бокала, граф положил руки на стол и искоса взглянул на Санчу.

– Ну как, синьорина, ведь здесь вовсе не так уж и страшно? – пробормотал он вполголоса.

– А я и не говорила, что мне страшно! – с возмущением отвергла упрек Санча. Она торопливо пила вино, чувствуя, как под его пристальным взглядом усиливается ее смущение. – Про… Просто я не ожидала ужина в ресторане. Мой туалет…

– Ваш туалет я нахожу очаровательным, синьорина, – заметил граф, прищурившись так, что густые черные ресницы скрыли от Санчи выражение его голубых глаз.

Санча глубоко вздохнула.

– Мне трудно поверить, что у графа Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста нет более серьезного дела, чем приглашать самого заурядного младшего репортера на ужин в ресторан, – заявила она с пылающими щеками.

– Вы вовсе не самый заурядный младший репортер, – возразил он, мягко улыбаясь. – И очень рад слышать, что вы запомнили мой полный титул.

Санче сразу же стало стыдно за свою грубую реплику, и, стараясь скрыть смущение, она сказала:

– Вы забываете, граф, что я пишу статью о вашей книге, и мне, естественно, приходится иметь дело с подобными деталями.

– Ах, вот как. – Граф приподнял бокал, с рассеянным видом поглаживая стройными пальцами его край, и Санча совершенно неожиданно для себя всем существом ощутила чувственный характер их движений. – И никаких других причин, мисс Форрест?

У нее пересохло в горле.

– Какие еще могут быть причины?

Граф перевел взгляд на ее полные губы.

– Вы, должно быть, очень жалели, что отказались пообедать со мной на прошлой неделе, – вкрадчиво заметил граф. – Возможно, я невольно заинтересовал вас. – Его глаза оставили губы и перекочевали ниже, на выступающую из открытого ворота блузки белую шею. – Я уверен, что пробудил ваш интерес, Санча. Вас и сейчас мучает любопытство. Именно поэтому вы здесь.

Санча заставила себя сосредоточить внимание на движениях виолончелиста, одного из трех музыкантов, игравших в ресторане. Граф впервые назвал ее по имени, и в его произношении, с едва уловимым, но вполне определенным акцентом, оно приобрело какое-то непривычное, чужеземное звучание. Санча почувствовала облегчение, когда вновь появился Джулио, который принес заказанный графом очень аппетитный рыбный суп.

Санча с притворным рвением принялась за еду и убедилась, что суп вполне приемлем для ее желудка. Сперва она не думала, что сможет вообще что-нибудь проглотить в том состоянии, в котором находилась, но, к счастью, граф, погруженный в свои мысли, перестал смотреть на нее с выражением оскорбительной снисходительности и чрезмерной доверительности.

За супом последовал фазан, начиненный овощами и ветчиной. Санче, которая еще никогда не пробовала фазаньего мяса, оно показалось очень нежным и вкусным. Ужин завершили фрукты, но Санча лишь отведала немного винограда и, подперев подбородок ладонями, опять сконцентрировала внимание на музыкантах.

– У меня, кажется, появился соперник, пользующийся вашей благосклонностью, – заметил граф Малатеста, положив руку на спинку скамейки сзади Санчи.

Официант принес кофе и коньяк для графа. Санча от коньяка отказалась.

Граф поднес бокал к губам, с наслаждением вдохнул тонкий аромат янтарной жидкости, пригубил и продолжал:

– Если вы и дальше будете так упорно смотреть на молодых музыкантов, они, чего доброго, вообразят, что вы желаете с ними познакомиться.

Санча резко отвернулась и уставилась, как слепая, на пустую кофейную чашку. Графу снова удалось заставить ее почувствовать себя в роли школьницы, которой сделали выговор.

Но вот он вздохнул, и Санча подумала, что ему, по-видимому, становится скучно в ее компании. Ведь в конце концов она не обладала ни опытом, ни утонченностью тех женщин, с которыми он, безусловно, привык проводить вечера, а ее наивность должна была показаться ему чем-то детским, неинтересным. Украдкой Санча взглянула на графа. Он как раз раскуривал манильскую сигару, лицо было невозмутимо. О чем он думал? Сожалел, быть может, о том порыве, который побудил его ждать ее у фонтана?

Санча подергала себя за прядь волос, и это нервное движение привлекло внимание графа.

– Если вы желаете… э-э-э… вымыть руки, дамская комната вон там, – проговорил он серьезно, и Санча ухватилась за эту возможность, чтобы побыть одной хотя бы короткое время. Пересекая помещение, она почувствовала на себе пристальный взгляд графа и надеялась, что юбка у нее не помята, а на колготках нет спустившихся петель.

В дамской комнате никого не было, и Санча, помыв руки, наложила свежую губную помаду – бесцветную и блестящую, – которая особо подчеркивала мягкое очертание полных губ. Затем она критически оглядела себя в зеркале. В глазах светилась едва заметная тревога, и у нее появилось смутное желание отыскать заднюю дверь, через которую можно было бы незаметно ускользнуть. Санча уже не сомневалась, что граф скучал, а ведь ничто не задевает так женского самолюбия, как очевидное свидетельство собственной непривлекательности и невыразительности.

Но сколько бы Санча ни фантазировала, вернуться в зал было необходимо, и она, смирившись с неизбежным, вышла из дамской комнаты.

Однако, минуя танцплощадку, она невольно замедлила шаги. Графа на прежнем месте уже не было. Только грязные кофейные приборы указывали на то, что они еще недавно сидели за этим столом.

Сердце у нее упало, краска, выступившая на щеках, когда она увидела, что граф исчез, пропала, лицо побледнело и как-то осунулось. Разве не сочувствие читала она во взглядах других посетителей ресторана? И не сострадание ли светилось в глазах двух молодых людей, сидевших там в углу? Санча чувствовала себя ужасно: прижав крепче сумочку, она пошла по проходу.

Оплатил ли граф Малатеста счет? Или ей придется самой это сделать? Лихорадочно она прикидывала в уме, сколько лир у нее может находиться в кошельке.