В плену у прошлого - Лилия Фандеева

беседовала с ним, вела диалоги, рассказывала ему на прогулках о своих новостях, успехах, житейских проблемах. Она не держала на него обиды, ведь отношения она прервала сама. Почувствовав малыша, она «сменила» собеседника и «переключилась» на него. Теперь все ее монологи были обращены к ребенку. Она выбирала малолюдные места и, гуляя, разговаривала вслух, не боясь быть непонятой со стороны. Училась Марина старательно, ей не хотелось потерять бюджетное место. После занятий она часа два гуляла в парке, а ближе к сессии готовилась к зачетам и экзаменам на свежем воздухе. Летнюю сессию сдавала на девятом месяце беременности, а после сессии осталась в общежитии до родов, перейдя на второй курс. Марина прожила в общежитии почти пять месяцев, но, ни Илью, ни Милену она за это время не встречала в городе. Мать говорила ей, что Илья приезжал в конце января, и она сказала ему, что Марина уехала на Сахалин. Почему именно Сахалин, она объяснить не смогла. Чем ближе приближался срок родов, тем Марина больше желала встречи с Ильей. Ей хотелось, чтобы Илья, если и не встретит ее из роддома, хотя бы знал, что скоро станет отцом. Денис родился тридцатого июня две тысячи четвертого года в шесть часов утра. За день до дня рождения своей матери, которой первого июля исполнялось девятнадцать. Вес мальчика составлял 3500, а рост 51 см. Марина позвонила отцу по телефону и сообщила новость ближе к вечеру. Это был первый внук Ольги и Егора Дунаевых. Родители забрали дочь и внука пятого июля, купив в отсутствие Марины кроватку и коляску. В комнате дочери и внука отец сделал перестановку, а мама приготовила все необходимое для новорожденного. Июль и август пролетели незаметно, а с первого сентября молодая мама стала посещать занятия. Она оказалась «не совсем молочной» и его надо было докармливать. С одной стороны – это было плохо, с другой стороны – позволяло матери не пропускать занятий, а сыну не быть голодным. Каждое утро она шла через знакомый мостик на маршрутку и к трем часам после полудня возвращалась домой. Прошли полгода, и отцу удалось продать два дома из трех. В декабре на эти деньги он купил квартиру в городе в новом доме под отделку. Жить в ней пока было нельзя, а на отделку требовались деньги.

– Ничего, девчонки. Продадим третий дом и сделаем ремонт. Главное стены и крыша есть. Будет наша Марина Егоровна жить и учиться в городе, а может уже и работать. Ты же нас с матерью не бросишь пока?

Отец сильно погорячился, сказав о продаже третьего дома. Его удалась продать только перед окончанием Мариной университета. Пять лет она так и ездила на занятия в город. Там же отрабатывала и практику, но ни разу не встретила ни Милену, ни Илью. Денис еще с двух лет пошел в сельский детский сад, бабушка, таким образом, смогла справиться с непоседой, и занималась только домом, отец работал в поле. Он категорически отказал Марине в поисках работы, но позволил на каникулах замещать фельдшера, на период отпуска в местном ФАПе. Обучил дочь езде на своей машине. Получив права, она теперь могла реализовать излишки своих овощей, ягоды и молочных продуктов на рынке. В июне две тысячи девятого года Марина получила диплом. За все время учебы, она больше не заводила никаких романов. Подруги и друзья у нее были, а вот друга не случилось. В ее комнате, на комоде так и стояла большая фотография в рамке, снятая ранней осенью 2003. С фото, сделанное в парке, смотрели и улыбались она и Илья. Это фото, все годы, было ее «собеседником». Денис знал, что на фотографии изображены его мама и папа, что отец живет в городе, в другой семье. В селе были матери одиночки, и воспринималось это и взрослыми, и детьми спокойно.

С получением диплома, Марину ожидала интернатура, либо место терапевта в районной поликлинике. Она сама отказалась быть интерном на платной основе. « Нельзя столько времени сидеть у родителей на шее и еще вводить их в расходы на такую сумму. Они будут тянуться изо всех сил, а это того не стоит. Они нужны мне здоровыми», – думала она на кануне разговора с заместителем декана. Марина была хорошей студенткой, а таким хотелось помогать.

– Дунаева, ты отказываешься? – с грустью спросил он.

– Отказываюсь. То, что Вы мне предлагаете, мне не по душе, мягко говоря. Я не могу браться за то, что мне в будущем будет неинтересно. Специальность рентгенолога и уролога не для меня. Я хотела работать хирургом, анестезиологом, но не могу ради своей мечты ущемлять своих родных, интересы семьи. Поработаю несколько лет, и продолжу мечтать, – говорила Марина, улыбаясь. – Либо разбогатею и оплачу все сама, либо начну мечтать о другом. Вы знаете мою ситуацию и должны понять, что это решение я приняла обдумано.

– У тебя есть маленькая возможность пройти специализацию по хирургии в хорошей клинике у специалиста и бесплатно, – говорил он, глядя мимо нее. – Я знаю, ты у нас девушка серьезная, но посмотри на это предложение с другой стороны.

– Есть какие-то особые условия? – спросила она. – Говорите, как есть. Кто у нас такой добрый дядя и кому я буду обязана такому щедрому жесту? Простите меня, я веду себя некрасиво, зная, что Вы хотите мне помочь. О ком пойдет речь?

– Воронцов сам тебя выбрал. Условие у него только одно. Он не садист и не извращенец, не самый плохой вариант и ты об этом знаешь. Озвучивать тебе его не нужно? Это его визитка. Подумай и прими правильное решение. Извини меня, Дунаева, но я должен был тебе это передать. Ты поступай так, как велит тебе воспитание, твое внутреннее состояние, только помни о том, что в другом месте, может оказаться садист Иванов или извращенец Петров, а то и два в одном. Положение интерна очень бесправное: ты уже не студент, но еще и не врач. Без хорошей практики ты никто, и звать тебя никак. Ты сама, девочка, выбрала специальность хирурга, а там работают, как правило, одни мужики. Прости, ради Бога.

– Спасибо. Вы, абсолютно, во всем правы. Мое самолюбие ни грамма не ущемлено и я знаю, что за все в нашей жизни приходится платить. Я обязательно позвоню. Разочаровывать такого хорошего человека мне совсем не хочется. Кто знает, может нам удастся с ним договориться?

О Воронцове Виталии Андреевиче по университету ходили разные слухи, но никто не отзывался о нем негативно. Ему было около сорока