Кэтрин Блэр - Исполнение желаний

— Это на пятке, сеньор. Видите, вот здесь?

Мануэль осмотрел ногу, осторожно попытался извлечь ногтями вонзившуюся в пятку колючку.

— Дела действительно плохи, мой бедный Хозе. Нет ничего удивительного в том, что ты даже забыл о том, что ты мальчик, а потому плачешь, как девчонка. Но ничего. Я возьму тебя на руки.

Все это произошло очень быстро, и к тому времени, когда мальчик оказался на сиденье машины между Клэр и графом, на его личике моментально высохли слезы, а глаза сияли гордостью и возбуждением от своей собственной важности. В руках он сжимал белоснежный носовой платок графа.

— А теперь, — сказала Клэр, когда машина тронулась с места, — расскажи нам, как ты поранил ногу.

Хозе только этого и ждал.

— Я бежал, чтобы поймать осла, осла господина Энрикеса. Этот противный осел побежал в кусты, а я за ним, а потом… И вот теперь у меня пораненная нога, и к тому же я потерял осла.

— А что об этом скажет господин Энрикес?

— Он не станет меня бить, сеньор. Ослы так глупы, что очень часто теряются. Мы найдем его завтра утром.

Он смотрел при этом на сверкающую панель машины и — с восхищением — на руки Мануэля на рулевом колесе.

— Я еще ни разу не ездил на машине. Просто удивительно, она совсем не трясется, как повозка, запряженная ослом.

Невольно Клэр рассмеялась и встретила взглядом улыбку Мануэля, смотревшего на нее поверх жестких черных волос мальчика. И в эту секунду что-то совершенно необъятное и невыразимое произошло внутри ее существа, нечто крайне необычное, ибо физические симптомы произошедшего тотчас нашли свое выражение в том, что у нее сначала перехватило дыхание, а затем появился незнакомый трепет в сердце. Быстро она отвернула голову в сторону и стала смотреть через окно на мелькавшие по сторонам полоски обработанной земли.

— А вот и наша дорога, налево между полями кукурузы, — сказал Хозе. — Мой папа как-нибудь сделает ее ровной и не такой пыльной. Так он, по крайней мере, говорит.

Дыхание Клэр выровнялось. Какой же она оказалась идиоткой! Может быть, все это было результатом солнечного перегрева в горах, который оказал слишком большое влияние на ее эмоции. В любом случае не имело совершенно никакого значения, какие причины и обстоятельства вызвали в Мануэле абсолютно неожиданную мягкость по отношению к ней. Просто-напросто она удивила и обезоружила его на какое-то мгновение. Тем не менее Клэр обрадовалась, когда машина наконец остановилась у маленького дома. Ее внимание привлекла активно жестикулирующая женщина.

Мальчишку прямо распирало от счастья.

— Мама, — кричал он из машины, — к нам приехал его превосходительство! Сам граф привез меня домой в своей машине, у меня болит нога, и я не могу ходить. Он нес меня на руках!

— Может, ты все-таки успокоишься? — рассердился Мануэль. — У тебя болит нога. И я снова возьму тебя на руки.

Португальская женщина была почти в шоке от неожиданности. Приехал сам граф, а кухня в полном беспорядке и ее самый лучший шарф и голубой передник лежат наверху в шкафу. Боже! Что скажут люди, узнав, что она оказалась совершенно неподготовленной к такому визиту. Этот страшный озорник Хозе, чего еще можно от него ожидать!

Она засуетилась и бросилась в кухню с низким потолком, чтобы освободить стол, на который следовало усадить мальчика. Мануэлю пришлось согнуться в три погибели, чтобы пройти в эту хижину, после чего он заговорил с ней спокойным и добрым тоном.

— У него в пятке огромная заноза, сеньора. Принесите горячей воды, и я сейчас извлеку ее. Не имеет никакого значения, что он весь в грязи, — все мальчишки грязнули. Нет-нет, не надо откладывать. Хозе не устроит крика, разве он не храбрый парень?

Что касалось Клэр, то она не могла быть при этом большой помощницей. Сомкнув губы, она наблюдала, как тонкая стерилизованная бритва сделала неглубокий надрез, а затем была удалена заноза и как Мануэль почти профессионально прочищал рану. Перед этим он принес из машины коробку с медицинскими принадлежностями, извлек из нее стерильный бинт и пластырь соответствующего размера и быстро перевязал пятку.

— А вот то, что ты не устроил крика, я называю мужеством, — сказал он наконец. — За это ты получишь достойное вознаграждение. Завтра сюда приедет незнакомый вам человек и привезет тебе коробку конфет. Вот посмотришь, что так оно и будет!

Хозе сиял от восторга, а его мать не знала, как отблагодарить важного благодетеля. Мануэль вымыл руки и вытер их грубым белым полотенцем. Клэр уже ожидала его неподалеку от дома, наблюдая последние теплые лучи уходящего вечера. Она слышала, как он что-то спокойно говорил женщине, завершив фразу словами: «Доброй ночи, сеньора… пока, Хозе…»

Мануэль вежливо подождал у дверцы машины, пока Клэр не устроилась на своем сиденье. Вел машину спокойно, без всякой суеты. Она не решалась смотреть в его сторону, хотя интуитивно знала, что если бы даже осмелилась на него взглянуть, то ничего бы не обнаружила необычного в выражении его лица. Он, несомненно, смотрел вперед на дорогу с тем же самым видом отчужденности и спокойствия.

С наступлением сумерек чувство утраты реальности все более овладевало Клэр. Все более или менее было в нормальном русле, пока они не повстречались с мальчишкой. Мануэль разговаривал с ней с подчеркнутой холодностью, которая порой доходила до уровня неприязни, и она в свою очередь реагировала на это с внутренним противодействием, как и прежде. Но потом возник этот эпизод с Хозе, магическая мягкость в интонации Мануэля, странная нежность в его прикосновении с вполне очевидным намеком на его строгость, чтобы остановить слезы мальчика, переживавшего неожиданное испытание. Но разве было что-то необычное в том, что он знал, как обращаться с ребенком? Эти островитяне были в некотором роде по-детски наивны, что проявлялось во многом, все они обожали его и безгранично доверяли его суждениям. Он даже преуспел в том, чтобы заставить их расстаться со старыми хижинами, к которым они были привязаны, как насекомые к своим щелям, чтобы можно было построить новую дорогу достаточной ширины. Но они доверяли ему неспроста, потому что род Кастро ничего не совершил для острова, что шло бы вразрез с благом населявших его людей.

И все-таки, даже в своем состоянии замешательства, Клэр считала, что она узнала о Мануэле нечто такое, что не только нарушало ее душевное спокойствие, но и создавало определенные физические переживания. Оглядываясь назад, она поняла, что шутка, которой они обменялись поверх кудрявых волос мальчика, имела некий привкус горечи.

— Вы не устали? — спросил Мануэль.