Сара Вуд - Как исправить прошлое

– Ну, так далеко ты еще никогда не заплывала, – с приглушенной страстью пробормотал он, и Тину пронзила холодная дрожь. Тут он протянул ей руки, она споткнулась, и оба с шумом рухнули в прибой – причем тело Джованни нависло над ней, и Тина, упав на спину, никак не могла восстановить дыхание, а Атлантический океан швырял ей в лицо волну за волной.

– Помоги мне встать! – прокричала она, захлебываясь.

– Ну, море тебе ничем не грозит, – блестя мокрым лицом, рассмеялся он, поправил очки и, подхватив под мышки, поставил ее на ноги, но не отпустил. Вода каскадом струилась с тел, волосы, облепили головы, брызги, летящие с Джованни, падали на нее ледяным дождем. – Чего не скажешь про меня.

Все еще не отдышавшись, Тина отстранилась от его блестящего бронзового лица.

– А ты сгубил свой прокатный костюм, – с некоторым злорадством отметила она.

– И Бог с ним! Удовольствие того стоит, – усмехнулся он и притянул к себе ее обессиленное тело.

И тут, когда она совсем уж решила, что наказание завершит поцелуй, Джованни легко подхватил ее на руки и пошел по сверкающей золотистой воде, преодолевая катящиеся волны, словно их не было, а Тина, обессиленная, безвольная, лежала в его руках, жалея, что не вспомнила вовремя, что только безумец, не страшащийся смерти, рискнет выставить сицилийца дураком.

– Как ты себя чувствуешь? – Это было сказано с такой глубокой заботой, с таким встревоженным выражением лица, что Тина невольно ободряюще улыбнулась. Джованни погладил ее по лицу, и она тут же почувствовала прилив энергии, словно он замкнул электрическую сеть. – На солнце скоро согреешься, – проворковал он.

– Вообще-то я могу и идти. От ходьбы и согреюсь, – заявила Тина.

Он позволил ей соскользнуть на землю и предложил:

– А еще лучше – побегай.

– Нет, я слишком устала.

– Похоже, работа отнимает у тебя много сил, – спокойно констатировал он.

Покосившись на него с подозрением, после недолгого раздумья Тина приняла протянутую ей руку. Какой смысл изображать независимость, если именно из-за него она столько всего натерпелась? При ходьбе их пятки вминались в мягкий мокрый песок у кромки воды – это ощущение Тина всегда любила.

– Пожалуй. Она изматывает. Но я люблю ее. Она – вся моя жизнь.

– Неужели вся? – осторожно поинтересовался он.

– Ну, видишь ли, это такая работа. Ты должен отдаться ей всем сердцем. Это ведь не только административные вопросы и рационально составленный учебный план. Это проблемы эмоциональные и учебные. Мне нужно знать каждого ребенка, о каждом заботиться, и я, как могу, защищаю их от напастей и всяческих нарушителей спокойствия – поэтому, будь любезен, не отвлекай детей от дела, – предупредила она.

– Да, я могу... – согласился Джованни.

Так вот к чему он клонит, поняла Тина. Его ничуть не интересует ее работа. Она рассерженно остановилась и резко повернулась к нему, разбрызгивая вокруг себя воду, как отряхивающийся спаниель.

– Сунься хоть к одному из них, и я за себя не отвечаю!

– У тебя такие хорошенькие мокрые кудряшки, – любуясь, произнес Джованни.

– А твои я тебе повыдеру, если ты вздумаешь разыгрывать тут Казанову!

– Как раз подумываю, не сыграть ли мне в Казанову с одной дамой, – невозмутимо ответил он.

– С какой еще дамой? – устало спросила Тина.

– С тобой, естественно. – Джованни улыбнулся, и Тина увидела свое отражение в стеклах его очков: мокрая, растрепанная, надутая, с распахнутыми глазами и, увы, неприлично фигуристая. – Видишь ли, – продолжил он, стряхивая ладонью воду со лба, – больше всего на свете я хочу помириться с матерью, и я уже нашел хороший способ.

– Ох, Джо...

– Очень верный способ, – пробормотал он, взял ее за локоток и повел к пляжу. – Потому что ты мне наверняка поможешь. И когда ты будешь хорошей девочкой и расхвалишь меня до небес, мама непременно вернется, чтобы жить со мной.

– Нет, не вернется. Она... Джо, ты должен понять... Она не хочет с тобой жить.

– Она передумает, – уверенно сказал он.

– Боюсь, что нет.

Он не слушал, неторопливо снимая с себя пиджак и рубашку и аккуратно раскладывая их на горячем песке просохнуть. Злясь, что он расположился рядом с ней, Тина сидела чуть поодаль и косилась на его мускулы. Затем, к ее возмущению, он снял и брюки, под ними оказались кремовые боксерские шорты.

Загорелый, рассеянно подумала Тина. И загар такого красивого тона – что-то среднее между сливочной тянучкой и карамелью. Солнце согревало, и она распрямила ноги, думая: тоже мне, устраивается, точно на весь день.

– Как здорово вернуться назад! – пробормотал Джованни, разнежено вытягиваясь на песке. – Сколько я об этом мечтал! Хочешь? – Он протянул ей ее собственный сэндвич с тунцом.

– Очень! – воскликнула она, со значением глядя на его руку.

– Нет, не меня – сэндвич, – усмехнулся Джованни, наклонился и дразняще коснулся хлебом самого ее рта.

– Мое! – выхватила она сэндвич и тут же вонзила в него зубы.

– Люблю девушек со здоровым аппетитом, – протянул Джованни, и Тина, с набитым ртом, даже ничего не смогла ответить.

Было очевидно, что думает он об аппетите совсем другого рода. Он уже однажды сказал ей, после того, как, здороваясь, она радостно кинулась в его объятия, что с ней чудесно встречаться после свиданий со скучными, чопорными девочками из высшего общества.

Оба они никогда не упоминали Бет, но именно она была сдержанной и корректной. Тина всегда восторгалась подругой – держит себя как истинная леди. Как хотелось быть на нее похожей! Ей и в голову не могло прийти, что мужчины предпочитают как раз теплых, отзывчивых на ласку. Джованни все-таки как-то намекнул, что, на его вкус, Бет слишком строга, и это замечание вызвало тайный восторг у Тины. Она отбросила страхи, обрела уверенность в себе, стала доверять своим ощущениям.

Теперь, набравшись опыта, она понимала, что Джованни, возможно, каждой женщине говорил то, что той хотелось услышать. Ей он твердил, что предпочитает страстных, и, когда они оставались наедине, она отбрасывала все требования приличий и просто им наслаждалась – его прикосновениями, умением возбудить в ней страсть, силой его чувств и прекрасным молодым телом.

А сейчас, жуя сэндвич, Тина безжалостно подавила в себе голодное чувство к человеку, который знал, как надо любить, знал, как доставить ей, Тине, наслаждение, и находил ее совершенно неотразимой. Таких на Земле больше просто нет, горько подумала она.

И все-таки... как приятно слушать ласковые слова из медоточивых уст Джованни. Даже кожу пощипывало от его близости. Тина уселась поудобней и в смятении уставилась на блистающее пространство воды, защищенное от ярости Атлантического океана длинной полоской земли, протянувшейся от лежащих севернее болот.