Джоди Питт - Муж по объявлению
Господи, у нее был сегодня такой тяжелый день, а это уже последняя капля, переполнившая чашу терпения. Глория резко встала, и от ее порывистого движения стул опрокинулся с тупым звуком.
— Я-то верю в свои силы. Проблема вовсе не в моих профессиональных качествах.
На секунду у нее от гнева появилась пелена перед глазами. Она встряхнула головой, чтобы явственно видеть обидчика.
— Я работаю в весьма консервативной компании, и у нас твердолобый босс. Чтобы получить повышение, я должна соответствовать его требованиям.
— Ну и что? Какое это имеет отношение к замужеству?
Его лицо выражало изумление.
— Самое прямое! — Глория так давно держала в себе это чувство обиды, что ее горечь прорвалась теперь наружу. Наконец у нее есть возможность выговориться. — Этот допотопный тупица, до сих пор пребывающий в средних веках, назначает на пост президента только тех, у кого есть семья!
— Пост президента?
Он удивленно поднял бровь, и его недоверие разозлило ее еще больше.
— Да, пост президента! А чему вы так удивляетесь? Хоть я женщина, но при этом я один из лучших специалистов в своей области и как никто другой заслуживаю этого повышения!
Она смотрела ему прямо в глаза, она была откровенна и полна страсти.
— Когда я ставлю перед собой цель, я умею добиваться своего. Да, то, что я делаю сейчас, может быть и несколько рискованно, но в жизни ничего не достается просто так!
Она неожиданно почувствовала облегчение, выложив ему все, что наболело на душе.
— Вы уже не раз называли меня пустоголовой, но один умный человек сказал однажды — если ты хочешь стать лучше, не бойся того, что тебя будут считать глупцом. — Она с непоколебимой решимостью посмотрела на него. — Чтобы получить то, что должно принадлежать мне по праву, я пойду на все.
На его лице застыло скептическое выражение, но ей было на него наплевать. Ну и пусть думает, что она сумасшедшая, Глории это абсолютно все равно… Она знает, что ей нужно. И ей абсолютно безразлично мнение окружающих.
Он встал, чтобы поднять упавший стул.
— Еще один вопрос. Как зовут этого отсталого и твердолобого босса?
— Какой-то старый идиот по имени К.О. Тайлер.
Кристофер замер на секунду, в его глазах мелькнуло странное выражение, которое не на шутку встревожило Глорию. Она не могла бы ничем объяснить этого, но ее сердце наполнилось дурными предчувствиями.
4
Кристофер так и замер со стулом в руке, как будто в воздухе разорвалась бомба. Но не прошло и доли секунды, как он пришел в себя и пододвинул ей стул.
— Успокойтесь, мисс Хенфорд. Не стоит нервничать во время еды. Это плохо действует на пищеварение.
Она все еще стояла, и ее щеки горели. Шарфик сдвинулся, обнажая идеальную линию шеи. Дивное зрелище, уже не скрываемое бьющейся на ветру шелковой косынкой, было слишком волнующим для человека, который недавно пережил смерть отца. Крис откашлялся, отводя взор от ее груди.
Глория прикоснулась ко лбу, стараясь успокоиться и справиться со своим гневом. И зря. Она была просто прекрасна в своем пламенном порыве. Страсть была ей к лицу. Если она так пылает из-за работы, то какова же она в любви? Его мысли сразу же сменили свое направление, и перед его внутренним взором предстала ее нежная кожа, покрытая капельками пота, смятые простыни, зеленые глаза, полные огня… Ее влажные губы, ласкающие его тело, каштановые пряди, раскинутые по подушке…
Усилием воли Кристофер отогнал от себя эти видения. Он отошел к своему стулу. Когда он опять оглянулся на Глорию, она все еще продолжала стоять.
— Да сядьте же наконец, — отчего-то раздраженно приказал он.
Глория вздрогнула от его слов, но не сразу села. Она распрямила плечи, глубоко вздохнула, аккуратно поправила юбку и лишь после этого заняла свое место. Самое тяжелое было то, что ее открытая грудь снова предстала его взору. Ему так и хотелось протянуть руку и запихать этот дурацкий платочек ей за вырез, чтобы он скрыл нежную плоть подальше от его взгляда. Но он не поддался этому искушению, потому что прекрасно понимал, что в этом случае она тотчас же вскочит и убежит, опять свалив несчастный стул.
Он поднял свой стакан и посмотрел на янтарную жидкость, в которой играл солнечный свет.
— Я все же считаю, что выходить замуж только для того, чтобы получить повышение, очень неразумно.
Глория отвела глаза, взяла вилку и несколько раз ковырнула салат. Ее лицо напряглось, и она прошептала:
— Я не хочу больше обсуждать эту тему. Вам этого не понять.
— Вы так в этом уверены?
Кристофер откинулся на спинку стула и смерил ее насмешливым взглядом.
— А если я скажу вам, что моя мать использовала моего отца, чтобы подняться наверх, а когда он стал ей не нужен, просто бросила его без всякого сожаления?
Она с сомнением посмотрела на него.
— Что-то верится с большим трудом…
Он продолжал смотреть на нее, уже не скрывая своей враждебности.
— Она не вышла замуж за моего отца, но, когда родился я, просто отдала меня ему, выторговав при этом все, чего ей хотелось тогда. Мой отец вырастил меня, любил больше жизни, но так и не смог оправиться от удара, который нанесла ему эта женщина.
Глаза Глории подернулись дымкой грусти, как будто его слова напомнили ей о чем-то, что она постаралась забыть. Она отвела глаза и сказала с искренним сочувствием в голосе.
— Жаль, что так вышло…
Его поразила эта перемена в ней, эта очевидная ранимость. Ее растерянность тронула его, и весь его гнев куда-то ушел без следа.
— Я видел, как мой отец страдал из-за этой эгоистичной женщины весь остаток своей жизни. Он никому не говорил о своих чувствах, но от этого мучился не меньше.
Не в силах больше выносить зрелище, все еще открытое его взору, Кристофер протянул руку, взялся за кончик шарфика и потянул его вниз, чтобы прикрыть пикантную впадинку.
— Так что, мисс, не говорите, что мне этого не понять. Я понимаю все это гораздо лучше, чем кто-либо другой.
Она смотрела на него во все глаза, слегка подернутые влагой. И он не был уверен, было ли ее смущение вызвано его проникновенной речью, или внезапным пониманием того, что ее грудь была открыта его взору такое длительное время.
— Как ужасно, что ваша мать была такая… такая…
— Такая бесчувственная ведьма? — закончил он за нее.
Она уставилась в свою тарелку и опять принялась ковырять еду. Он молча смотрел на нее. Потом сказал:
— Знаете, что я вам скажу? Когда я женюсь… или, скорее, если я женюсь, то только по любви, по глубокой и преданной любви с обеих сторон.
