Не (его) игрушка - Кэти Свит
— Пойдемте со мной, — помогает подняться, крепко держит под руки, не отпускает даже когда мы спустились на асфальт. — Сейчас вам помогут.
Мы проходим сквозь стеклянные двери, второй медработник что-то говорит медсестре и меня тут же отводят в отдельное помещение.
— Раздевайтесь, ложитесь на кушетку. Сейчас к вам придет врач, — строго, но доброжелательно обращается ко мне молоденькая девушка в белом халате. В шапочке с котятами на голове.
— Х-хо-ро-шо, — через силу выдавливаю из себя.
Она уходит, медработников со "скорой" не видно. Я остаюсь в кабинете одна.
Страха становится ещё больше.
Он сминает. Поглощает. Стирает меня.
С трудом заставляю себя выполнять указание медсестры. Раздеваюсь, ложусь, снова жду.
Не знаю сколько прошло времени, мне кажется, что вечность. На самом же деле, не более пяти минут. Часы на стене не обманут.
В кабинет заходит врач. Мы здороваемся, доктор начинает засыпать вопросами. Спрашивает про количество беременностей, про аборты, заболевания, мой срок, дату последних месячных…
На каждый из них непременно нужно ответить. Что я и делаю. Говорю все, как есть.
Затем следует то, что я так боюсь сейчас делать. УЗИ.
Женщина подносит датчик к моему животу, начинает им двигать. От страха не могу дышать.
Слежу за врачебной реакцией, но на лице женщины застыла профессиональная маска. Слезы снова льются из глаз.
— Мой ребёночек жив? — не выдерживаю и первой задаю животрепещущий вопрос.
В ожидании ответа внутри все замирает.
Нет сил ждать, когда врач обследует мой живот вдоль и поперек. Я скорее сожру себя заживо, чем дождусь вердикт.
— Жив, жив, мамочка, не беспокойся, — не отрываясь от монитора снимает с моей души тяжёлый груз.
Выдыхаю. Облегчение накрывает с головой, эмоции выходят наружу. Пережитый страх за жизнь малыша отступает на задний план. Из глаз снова льются слезы. На этот раз, слезы счастья.
— Ну-ка перестань плакать! — говорит строго. — Тебе нельзя волноваться!
— Я пытаюсь, — говорю сквозь ком в горле. Он не проходит, как ни крути.
Рыдания душат, дышать становится сложно.
— Успокойся немедленно или я сейчас попрошу медсестру, чтобы сделала укол успокоительного! — продолжает ругаться.
Я знаю, что должна взять себя в руки, что мои переживания делают нам с малышом только хуже, но никак не могу пересилить себя.
Превратилась в безвольную жалкую тряпку. Даже самой неприятно это осознавать.
Совсем расклеилась. А ведь надо собраться!
— Мне уже его сделали, — признаюсь, шмыгаю носом.
— Тем более! — женщина-врач строго смотрит на меня. — Возьми себя в руки, а то ребенка лишишься! — принимается откровенно ругать.
От откровенных хлестких слов ещё сильнее сжимаюсь. Они делают больно. Становится стыдно за то, что произошло.
— Извините, но можно без нравоучений? Я как-нибудь сама разберусь! — не выдерживаю и огрызаюсь.
Мне и без чужих нравоучений тошно до невозможности! Вот и чего только лезет?
Постороннему человеку не объяснить ни то, что этот ребенок для меня значит. Ни то, что произошло в прошлом. Ни то, почему я так долго терпела издевательства и прессинг от Михаила.
Содрогаюсь при упоминании одного его имени. Козел!
— То, что твой ребенок до сих пор ещё жив, настоящее чудо! — забивает последний гвоздь в крышку гроба.
Кровь отливает от лица, ледяной пот проступает по позвоночнику. Набираю воздух в легкие, задерживаю дыхание. Нужно успокоиться.
Сердце стучит так быстро, что вот-вот выскочит из груди.
Врач продолжает водить датчиком, я больше не желаю с ней говорить. Хватило.
Узистка тщательно исследует все, что касается беременности. Просит перевернуться на бок, сделать вдох, задержать дыхание. Женщина сосредоточена и напряжена. Местами хмурится.
В моей душе волнение. Но я изо всех сил гоню плохие мысли прочь.
Ребенок жив. Беременность сохранили. С остальным справимся в процессе.
В больнице опытные врачи. Они помогут.
— Можете вытираться, — женщина убирает датчик, подаёт пару салфеток.
— Все в порядке? — робко спрашиваю. Удержаться от вопросов не получается.
Смотрю на неё с надеждой, что плещется внутри. Она отвечает ровным, холодным взглядом.
Становится неприятно. Ну и хрен с ней!
— Результат скажу врачу, — сухо отрезает. — Ни если не прекратите изводить себя, мы вам не сможем помочь. Попробуйте поспать. Вам нужно успокоиться.
Вроде бы и слова поддержки, вроде бы от них должно становится легче. Но с узисткой явно что-то не то.
После нее чувствую себя грязной. Хочется тереть кожу мочалкой до боли, до красноты. Смыть с себя наляпанную грязь.
Гадко.
Я вроде не сделала ничего плохого, а чувствую себя как провинившийся школьник. Котенок, который нассал в ботинки хозяевам.
На душе так мерзко, так противно, что не знаю куда деться от самой себя. Снова просыпаются угрызения совести, они планомерно захватывают контроль, подчиняют разум. Меняют мировоззрение.
В том, что случилось с ребенком виновата лишь я сама. Не уберегла нас обоих.
А ведь после злополучной аварии мне сразу сказали быть осторожной! Но разве кто будет слушать, пока не приспичит?
Я пыталась не принимать выходки Михаила близко к сердцу, думала, что он сейчас перебесится и все пройдет. И что в итоге?
А в итоге я снова лежу под капельницей в больнице, врачи снова суетятся из-за меня. Сохранение беременности под угрозой.
Врач УЗИ права. Если продолжу в том же духе, то потеряю свою кроху. И никто мне не поможет его сохранить.
Я же этого просто не переживу!
— Постараюсь не волноваться и поспать, — говорю вслед уходящей женщины. Злость на неё прошла сразу же, как пришло полное осознание.
Она же видит таких, как я, ежедневно! Кому-то сообщает хорошие новости, кому-то нет…
Соседку мою тоже ведь она смотрела!
Становится понятно её чёрствость и сухость. Если эмоции каждого из нас пропускать через себя, то можно свихнуться.
Психологический профессиональный барьер к чужой боли. Гораздо важнее ее сострадание. Спасибо, что хоть хорошую новость
