Измена. Жизнь заново - Кира Фарди
Подруга вскакивает, садится рядом и обнимает, я лишь пожимаю плечами и всхлипываю.
– В больнице я вдруг поняла, что ничего в своей жизни не видела, – глотаю непрошенные слезы. – Я знаю, что нужно мужу, свекрови и дочери, а о себе ничего не знаю. Что я любила, Сим?
– Ты любила учиться. Фанатка настоящая была.
– Правда?
Вспоминаю художественной мастерской, льющийся на холст, голос преподавателя, восхитительный запах красок. А еще модели. Разные: девушки, юноши, седобородые старики. Обнаженные и полностью одетые. Натюрморты и выезды в парк, к берегу реки для пейзажных зарисовок.
В душе просыпается давно забытая страсть, которая охватывала меня, когда в голове вспыхивала новая идея для картины.
– Так меня и взяли неумеху. Я все забыла уже.
Нервно взмахиваю руками, задеваю ложечку, и она с обиженным звоном падает на пол.
– Вспомнишь! – категорично заявляет Симка. – И вообще, я запишу тебя на прием в косметологическую клинику. Пора заняться внешностью, совсем запустила себя.
– Нисколько, я слежу за собой. Да и лишние траты.
– Ага! Эти брови, эта кожа, эти морщинки вокруг глаз – кошмар! Твоя свекровь выглядит лучше в свои шестьдесят пять лет. Вот она уж денег сыночка не жалеет.
– У нее пенсия хорошая, – по привычке защищаю я свекровь.
– Ох, ты просто дура наивная! На регулярные подтяжки, филеры и ботокс никакой пенсии не хватит. Наверняка приторговывает твоими картинами. Даже консультанта по инвестициям наняла. Б-р-р-р… Мерзкая старушонка! Поверь, она не зря так крутится вокруг мастерской.
– Думаешь? – спрашиваю с сомнением: еще ничего не доказано, сплошные подозрения. – А вдруг она искренне.
– Не-не, чует кошка чье сало съела, – Симка жестом подзывает официантку. – Погоди, я у клиенток поспрашиваю, вдруг кому-то художники нужны.
– Зачем?
– Ну, для оформления дизайна.
– Сейчас все делается в электронном виде. Я не умею, не знаю ни одного приложения.
– Научишься. Я бы вообще посоветовала тебе валить из того дома, но ты ведь не свалишь.
– Конечно. Люди не разводятся из-за мелких стычек и подозрений. У меня Лялька, она любит отца и бабку. Да и дом наполовину мой.
– Эй, Динка, ты просто затягиваешь петлю на шее и продлеваешь агонию.
– Не придумывай!
Серафима никогда не была замужем. Дожив до тридцати семи лет, она даже не задумывается, что над отношениями тоже надо работать, развивать их и лелеять. Ссоры в каждой семье бывают, а вот выйти из них с достоинством умеют не все.
– Ладно, мне пора.
– Опять полы драить? – ехидничает Симка.
– Уже вчера помыла.
– Да ты спятила? После операции.
– Я чувствую себя хорошо.
– Слушай, Динь-Динь, может, тебя не к косметологу, а к психиатру записать?
– Сим, не перегибай.
Я улыбаюсь, чмокаю подружку в щеку и шагаю к выходу из кафе.
– Тебя подбросить?
Симка стоит у своей белой красавицы Ауди и крутит в пальцах ключи. Я подставляю лицо моросящему дождику, мелкому, противному, наполовину с влажным снегом. Он падает на пылающие щеки и приятно холодит.
«В принципе, не такая уж и плохая погода», – выплывает бодренькая мысль.
– Нет, я на такси.
– Во, придумала! Идеальный вариант, – вскрикивает Симка. – Получи права. Пока будешь учиться, всякие мужички-водители обхаживать будут. Глядишь, и свет в глазах появится.
– Сим, не начинай. Я мужа люблю.
– Твою ж мать!
– Пока.
Я машу ей рукой и вызываю такси. Никогда не задумывалась о своей машине. Во-первых, боюсь. Не представляю, как буду одновременно следить за дорогой, знаками, движением. А во-вторых, мне это просто не надо: Глеб, его водитель, да и свекровь всегда в моем распоряжении.
Но не сейчас. Мне надо подумать.
Не хочу пока возвращаться домой, готовить обед и ужин.
А что если…
Набираю номер дочери.
– Ляль, ты когда домой придешь?
– Сегодня репетитор в пять, значит не раньше семи.
– Хочешь, поужинаем в ресторане?
– А как же папа, бабуля?
– Могу я побыть с тобой? Мы давно не разговаривали нормально.
– Ну, давай.
В голосе Ляльки сквозит неуверенность, но я настаиваю, а пока еду в городскую квартиру.
Такси сворачивает в арку старого московского дома на Садовой. Здесь все дышит советским временем: скамейки, клумбы, маленькие газоны. Только детская площадка отличается новизной и яркими красками.
Родительскую квартиру Глеба мы не продали и часто оставались в ней, когда бывали на приемах, деловых вечерах и корпоративах.
Подъезд начинается с холла, а на этажи ведет широкая лестница. Я поднимаюсь по гранитным ступеням, до блеска отшлифованным временем. Здесь чисто, на подоконниках стоят горшки с зеленью, нанятая консьержка тщательно следит за порядком.
Квартиру открываю своим ключом, кладу сумочку на комодик в прихожей и вдруг настораживаюсь. Мне кажется, что я слышу скрип и стоны. Сердце замирает в груди, а потом начинает усиленно биться. Адреналин волной поступает в кровь, шумит в ушах, туманит взгляд.
Я снимаю обувь, беру в руки металлическую ложечку для обуви и бесшумно крадусь по коврам по коридору. У спальни замираю на мгновение, отсюда звуки доносятся явственно. Теперь уже нет сомнений, что там происходит.
Я резко распахиваю дверь и столбенею.
Перед глазами смятая постель, одеяло, сброшенное на пол, и смачно, с оттяжкой, работающие ягодицы мужа – вверх-вниз, вверх-вниз.
А на белом ковре посередине спальни лежат кружевные трусики.
Черные трусики.
Чужие…
Я пытаюсь втянуть воздух, а вдоха нет. Раскрываю рот, как рыба, выброшенная на берег, а вдоха все нет. Наконец грудь расправляется, живительный кислород поступает в легкие. Я закашливаюсь, дергаю воротник блузки.
– Как же ты мог?! – хриплю, горло все еще сдавливает спазм.
– Дина? – Глеб вскакивает, его партнерша ныряет под одеяло.
Я смотрю на обнаженного мужа, красивого, атлетически сложенного, а взгляд невольно цепляет эрегированный орган. И тошнота подкатывает к горлу, руки трясутся, лопатка задевает поверхности и звенит от мелких касаний.
– Как ты мог!?
Я размахиваюсь и бью лопаткой по шкафу-купе для одежды, хотя очень хочется ударить по кровати, по голому заду Глеба. Зеркало рассыпается вдребезги. Один осколок впивается мужу в ногу, я это отмечаю лишь краем глаза, но удовлетворенно хмыкаю.
– Дина, что ты творишь? – рявкает он, лихорадочно нашаривая рукой трусы.
Я вижу панику в любимых глазах, его пассия визжит под одеялом, как поросенок, крутится и, не видя ничего, сваливается на пол.
– Т-так тебе и надо, стерва! – выдавливаю из себя и снова замахиваюсь.
– Глеб, убери эту сумасшедшую! – вопит из-под кровати любовница.
Но муж уже приходит в себя. Он бросается на меня, вырывает лопатку из рук. Я сопротивляюсь, не отдаю.
– Кто там у тебя? Кто? – кричу и сама не узнаю свой голос.
Пытаюсь пробиться к кокону
