Николь Бернем - Влюбленная в принца

Федерико отвернулся от окна маленькой частной палаты, куда персонал поместил Пиа, и сел в потрепанное кресло. Теперь осталось только ждать, когда доктор наложит повязку на ее рану. Как Пиа и говорила, рана оказалась не очень тяжелой. И ей наложили только три или четыре шва.

Но Федерико полагал, что от этого вина его не стала меньше. Сама Пиа, правда, спокойно отнеслась к происшествию и даже пыталась утешить мальчиков. Он оценил ее хорошее отношение к ним. Удивительно, как быстро и эффективно она успокоила их. Внезапно среди этих размышлений до него дошло, что чувствовали его родители, когда Стефано вместе с двумя другими мальчиками устроил в детском саду соревнование по рестлингу. История попала во все газеты.

У него возникло такое чувство, будто это он, а не родители тогда недоглядели за Стефано.

И вот снова… как он мог позволить сыновьям выйти из-под его контроля? И довести дело до того, что кто-то из-за этого получил травму?

Доктор давал Пиа инструкции, как уберечь травмированное место от инфекции.

— Убежден, она быстро поправится, ваше высочество, — в заключение успокоил он Федерико.

— Спасибо. Я ценю ваше внимание. Пожалуйста, пришлите счет во дворец. Я не желаю, чтобы мисс Ренати понесла издержки.

Пиа начала спорить, но Федерико, подняв руку, остановил ее:

— Это самое малое, что я могу сделать.

Когда доктор кивнул и ушел, Пиа бросила на принца возмущенный взгляд.

— Я способна оплачивать свои медицинские счета. У меня есть страховка.

— Этот несчастный случай произошел по моей вине. Было бы бесчестно разрешить вам пользоваться страховкой. Вы должны сосредоточиться на собственном выздоровлении.

Она покачала головой, светлые кудряшки возмущенно запрыгали.

— Нет «выздоровления», на котором нужно сосредоточиваться. Я не инвалид. И, кстати, это не ваша вина. Такое может случиться с каждым. Дети шалят, это естественно.

— Не мои.

Она спрыгнула со стола, где доктор осматривал ее.

— Не хочу обижать вас, но они дети. Королевские или не королевские. С ними всякое бывает.

— Правда. — Он с шумом вздохнул. — Я стараюсь быть понятым. К несчастью, они должны придерживаться иных стандартов, чем другие дети. Чем раньше они усвоят это, тем легче им будет. То же самое происходило со мной, когда я был ребенком.

Полная сочувствия, она положила пальцы на лежавшую на подлокотнике кресла руку. Ее мягкая кожа согревала его, дарила покой. Но это было не так, как в комнате упаковки подарков. Тогда — мгновенное ободряющее прикосновение. Сейчас ее рука осталась лежать на его руке.

— Должно быть, вам трудно пришлось в детстве — под перекрестным вниманием всех окружающих.

— Да. — Он посмотрел на ее пальцы, радуясь прикосновению женщины и не опасаясь, что ей что-то от него нужно. — Но я научился правильно себя вести. Научился выполнять свою роль в семье. У меня не было выбора.

И это не кончилось с детством. Это продолжалось и в его браке с Лукрецией. И в отношениях с детьми. Со всеми и каждым, кого он встречал на жизненном пути.

Федерико заставил себя оставаться спокойным, хотя чувствовал, как рука Пиа ласкает костяшки его пальцев. Он мог бы привыкнуть к ней. К ее мягкому прикосновению. Он даже радовался, когда нес ее в ждущий автомобиль. И потом в больнице. Слишком много моментов близости. Это опасно.

Сколько прошло времени с тех пор, как он был последний раз с женщиной? То есть с Лукрецией.

Лукреция — выбор родителей. А эта женщина случайно вошла в его жизнь, предложила дружбу и поддержку, ничего не требуя взамен.

К сожалению, чистосердечный жест Пиа сделал его уязвимым к ее чарам. К ясному взгляду, веснушчатому лицу, красоте блондинки, непритязательности, теплому женскому прикосновению. В голове мелькнуло немыслимое. Интересно, что она сделает, если он притянет ее к себе и поцелует? Оттолкнет? Запаникует?

Или ответит поцелуем?

Он с трудом сглотнул. Он не должен так думать о Пиа Ренати. Неважно, что его радуют разговоры с ней, неважно, что она легко сошлась с его сыновьями и что он находит ее привлекательной. Он просто не имеет права давать пищу для публичного интереса к его романтической жизни. Никакой романтической жизни у него не должно быть. Один раз он принял дружбу и удобство за любовь и потом поклялся, что никогда не повторит этого снова.

Она с минуту колебалась, словно почувствовав его смятение. Потом медленно убрала руку.

— Надеюсь, вы простите, что я вмешиваюсь? Но вы напрасно сердились на няню. Мне неприятно сознавать, что ее уволили из-за того, что я вовремя не пригнулась.

По коридору прошла медсестра, заглянув по пути в дверь. Они поняли, что их частная палата не такая уж и частная. Федерико встал и жестом предложил Пиа выйти в холл.

— Нам пора идти. По-моему, им нужна палата для другого пациента.

Когда они шли по пустому холлу цвета зеленой мяты, он продолжил разговор:

— Не беспокойтесь о няне. Во-первых, вы не могли ожидать, что в королевском дворце надо увертываться от летящего бумеранга. Во-вторых, к несчастью, это не первое ее упущение. Так что о вашей вине не может быть и речи. Это ее проблемы. Не ваши.

Он хотел сказать что-то еще, но они уже подошли к столу медсестер. Федерико обещал доктору, что поговорит с персоналом и пожмет девушкам руки. Но сегодня ему почему-то не хотелось быть представителем семьи. Хотя эта роль стала для него второй натурой.

Он хотел говорить с Пиа. Хотел убедить ее, что не был несправедлив к няне, что старается быть терпимым к детям и к их буйным играм. Разве он не предоставил няне возможность исправиться? И разве Пиа не видит, как сильно он любит своих сыновей? Разве она не понимает, что он жизнь отдаст за них?

И все же ее простые слова растревожили его.

Через несколько минут к столу медсестер подошел его водитель. Теперь Федерико мог сесть в машину и у Пиа появилась возможность вернуться во дворец и отдохнуть.

— Боюсь, что нам не удастся уйти так же спокойно, как мы вошли, — предупредил водитель. Этот шестидесятилетний мужчина работал в семье, когда принц был еще мальчиком. Он вел их по изолированному служебному коридору, что позволяло избегать любопытных взглядов. — Репортеры у каждой двери.

— Почему бы вам не подогнать машину к западному входу? — предложил Федерико. — Если мы не можем убежать от них, попробуем встретиться с ними лицом к лицу и ответить на их вопросы. Но я хотел бы, чтобы вы с машиной были рядом.

Водитель деловито кивнул и, ускорив шаг, оторвался от них, чтобы подогнать машину.

— Мне не обязательно разговаривать с репортерами, правда? — На лице Пиа появилось озабоченное выражение. Она сдвинула брови. — Я не сильна в такого рода делах. У меня нет даже смутного представления, о чем надо говорить. И потом, я в таком виде… Вы только посмотрите на меня!