Никола Марш - Экстремальная любовь

— Я не хочу утомлять тебя такими рассказами.

Он ободряюще сжал ее руку:

— Ты никогда не сможешь меня утомить.

Наслаждаясь теплом его сильной руки, она сказала:

— Правда? Спорю, ты просто будешь умирать от скуки, слушая о моей жизни. Последние пять лет моей юности прошли под пристальным наблюдением пиарщиков, которые следили, что я сделала, что сказала в интервью, выбирали, что мне надеть каждое утро.

Он поморщился и сплел свои пальцы с ее:

— Звучит отвратительно.

— Так и было.

Но не это было худшее из всего, и теперь, раз уж начала, она должна была рассказать ему дальше. Не все, конечно. Последнее, что ей сейчас было нужно, — это пересказывать подробности ее развода и ту безобразную шумиху в прессе, в которой она была высмеяна.

— Знаешь, что раздражает меня больше всего? Что я так долго мирилась со всем этим.

— У тебя не было выбора.

— Сначала у меня был, наверное, выбор, но я так старалась быть послушной, совершенной дочерью, что это вошло в привычку. Я просто плыла по течению, делая то, что от меня ожидали, потому что так было легче.

— Если легко — это неплохо.

Она всматривалась в его лицо, чтобы понять, шутил ли он, но выражение его было совершенно серьезно. Было ясно, что он понимает ее.

— Моя финансовая карьера была ошибкой. Мой брак был ошибкой.

Освободив ее руку, он убрал прядь волос с ее лица и заложил ее за ухо с такой нежностью, что у нее комок встал в горле.

— На ошибках учатся.

— Правда, но я чувствую, как будто потратила первые двадцать семь лет моей жизни, чтобы быть тем, кем я не являюсь.

Она озвучила свой главный страх: что, пожертвовав своими мечтами ради семьи, она потеряла себя и, может быть, не сможет уже найти.

— Найти работу, которая мне нравится, — это начало, но иногда я сомневаюсь, действительно ли я настоящая когда-нибудь проявлюсь.

В тот момент, когда слова слетели с ее языка, она знала, что сказала слишком много.

Парень недавно прилетел в Австралию, и у него с ней намечается короткий бурный роман, ему, должно быть, неинтересно выслушивать признания о ее глубинных страхах.

Он продолжал молчать, выражение его лица стало задумчивым, убедив ее в том, что она сболтнула больше, чем следовало.

Прежде чем Ава успела сказать какой-нибудь отвлекающий комментарий, чтобы разрядить атмосферу, он подвинулся ближе, обхватил ее за талию, другой рукой поднял ее подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Настоящая ты — это женщина, с которой я был прошлой ночью. Живая, щедрая, спонтанная, желающая дарить и получать удовольствие, женщина, идущая навстречу неизведанному.

Ее веки дрогнули, когда он прикоснулся к ее губам нежным поцелуем. Его слова наполнили ее гордостью.

— Ты удивительная, Ава, и я горд тем, что могу помочь тебе в твоем исследовании себя.

Эти слова как будто ударили ее. Она откинулась назад:

— Я не использую тебя, если ты так думаешь.

— Да нормально, если даже используешь, — спокойно произнес он.

Эти слова заставили ее напрячься.

Она не использовала других. Она была любезной, вежливой, вдумчивой. Она всегда ставила нужды других на первое место.

А может быть, Роман был прав? Может быть, это нормально — что-то хотеть для себя?

Поморщившись, она сказала:

— Я не пользуюсь. Я не настолько испорчена, чтобы использовать это… происходящее между нами ради собственной выгоды.

— Счастлив это слышать.

И чтобы доказать это, он поцеловал ее горячим, долгим поцелуем, от которого она забыла сейчас все, все слова, даже собственное имя.

Глава 6

Перелеты всегда казались Аве скучными и утомительными. Но не в этот раз. От воспоминаний о том, что было в самолете, ее щеки пылали гораздо сильнее, чем от влажной жары, которую она почувствовала, когда они вышли из самолета.

— Трансфер нам заказан, — сказал Роман и взял ее за талию, как если бы это была самая естественная вещь в мире.

Она оставила в Канберре бульварных журналистов, которые превратили ее жизнь в ад за последние несколько недель. Здесь она была избавлена от их надоедливых глаз. Глядя на свою руку в руке Романа, она осознала: «Боже, я уже начала новую жизнь! И даже больше!»

Начала она с того, что обрезала волосы и сделала мелирование — светлые пряди искусно освежали прическу — плюс набрала несколько килограммов. Вес добавил мягкости ее прежде угловатой фигуре. Ей нравилось, что больше не нужно считать каждую калорию.

Неверно истолковывая ее заминку, Роман вглядывался ей в лицо:

— Тебе слишком жарко?

Он говорил о тропической погоде Квинсленда, но, все еще под впечатлением от их недавних проделок в самолете, она загадочно улыбнулась:

— Я могу с этим справиться.

Он оценил ее намек и засмеялся:

— Ты мне нравишься больше и больше.

Он потянул ее за руку, и она счастливо зашагала рядом с ним, гордая, когда ловила взгляды, которые кидали на них встречные. Она ненавидела папарацци, а завистливых женщин могла перенести.

Она гадала, замечает ли Роман паутину обволакивающих женских взглядов, но он проходил по зданию аэровокзала, не обращая на них внимания, его взгляд искал кого-то.

— Вон человек за нами, — сказал он, указывая на шофера в костюме, держащего плакат с напечатанной на нем крупными буквами надписью «ГИАНАКИС».

— Ты грек?

Она удивилась, что до сих пор не знала его фамилию. Это было не похоже на нее. И ей это нравилось. Он тоже не знал ее фамилию, и ей это тоже нравилось. Если интересуется политикой, он в любом случае знает, что Эрл Беккет был честным, всеми любимым премьер-министром, славившимся своим патриотизмом и чувством юмора. Жалко, что эти качества не распространялись на домашних.

Из-за того, что фамилия Беккет была хорошо известна здесь, она взяла себе псевдоним — Ава Бекк.

Все, чего она достигла в жизни, было плодом ее личных усилий, имя ей только мешало.

— Ты грек? — переспросила она.

— Мама гречанка.

— А твой отец?

— Англичанин, по всей видимости.

Чуть заметная тень пробежала по его лицу, и она молча поругала себя за нетактичность.

Не вынося продолжительного молчания, она постаралась исправить положение:

— Извини, что спросила…

— Не извиняйся. Я давно уже смирился, что имя моего отца неизвестно.

Но по тому, как резко он зашагал к шоферу, было понятно, что это не совсем так. По напряжению, появившемуся в плечах, было очевидно, что Роман не смирился. И хотя это было совсем не ее дело и шло вразрез с ее намерениями, ей захотелось узнать, что же его действительно волнует, и захотелось, чтобы он чувствовал себя достаточно свободно с ней.