Эшли Дьюал - Если Небо Упадет
— Не кричи на меня.
— Нет, я хочу на тебя кричать, и я буду, черт подери, это делать!
— Разбудишь всех!
— Здесь некого будить. Здесь все засыпают и просыпаются в одно и то же время, здесь открывают глаза, когда им это позволяет сделать гигантская капельница и лекарства, которые в ней находятся. Так что не пытайся возвать к моей совести, она чиста.
Отворачиваюсь, словно мне влепили пощечину и крепко стискиваю зубы. В груди покалывает. Переминаясь с ноги на ногу, шепчу:
— Мы должны уйти.
— Нет, мы не уйдем, пока ты не поймешь, что творишь.
— Да, кто ты такой? — я вновь пронзаю парня испепеляющим взглядом. — Как смеешь мне указывать? Я тебя не знаю, и знать не хочу! Твои слова — пустой звон для человека, который давным-давно оглох!
— Я не смогу быть вечно рядом и спасать тебя, Мира! — Дима оказывается совсем близко, кладет руки мне на плечи и смотрит в глаза так, будто пытается прожечь их насквозь. — В один прекрасный момент, ты умрешь.
— И, слава богу.
— Ты умрешь! — Встряхнув мое тело, повторяет он. — Как же ты не понимаешь?
— Да, какая тебе разница? Господи, мы едва знакомы! Моя смерть ничего не изменит в твоей жизни.
— Мне противна сама мысль того, о чем ты думаешь. Плевать, встретил бы я тогда на вокзале тебя или кого-то другого, я бы не остался в стороне. И дело не в том, что ты красива или, может, в том, что мне захотелось вдруг по уши влюбиться. Я просто не могу допустить того, чтобы на моих глазах человек избавился от вещи настолько нужной, настолько необходимой когда-то мне, да, и каждому, кто уже спит не в этих палатах.
— Ты ничего…, — голос срывается. Сглатываю и понимаю, что на глаза наворачиваются слезы. Вух, что со мной. Смахиваю их с ресниц и продолжаю, — ничего не понимаешь.
— Мира, как бы я хотел не понимать.
Парень делает несколько слабых шагов назад, словно кто-то прошиб его автоматной очередью, а я смотрю перед собой и не знаю, что чувствовать, что думать. Как реагировать на происходящее вокруг? Как предать свои же идеи, свои же принципы, если они так прочно врослись в скелет, в кости?
Я должна умереть. Я же хотела этого.
— Пойдем? — Дима неожиданно протягивает ладонь, но мне не пошевелиться. В глазах пелена, а сердце сжато так сильно, что я боюсь дышать: будет больно. — Прости, — внезапно шепчет парень и поникает. — Я погорячился, правда. Извини.
Я хочу ответить, пытаюсь, но не могу. И ни потому что не знаю, что сказать, а потому что боюсь признаться в этом даже самой себе: в смерти нет смысла, когда рядом есть тот, ради кого стоит жить.
ГЛАВА 3
Мы лежим на траве. Смотрим вверх и наблюдаем за самолетами, правда, сейчас уже настоящими. Они пролетают над нашими головами: гигантские, мощные, опускаются и приземляются где-то там, в аэропорте. Каждый раз безумный грохот сотрясает землю. Тишину прерывают шум моторов, свист воздуха, визг шасси о посадочную полосу. Затем до нас доносятся слабые звуки сирен, проезжающих рабочих машин, и вновь — молчание. Все замирает в трепете, в предвкушении новой вспышки грохота, в ожидании очередного не бумажного самолета, от приземления которого зависит жизнь трехсот человек.
— Ты когда-нибудь летал?
— Летал, правда, в мечтах.
На груди словно стоит целая пирамида из вопросов, и мне действительно сложно дышать. Я пытаюсь освободиться от подобного чувства скованности, от ощущения себя загнанной в клетку, но не выходит. Рву пальцами траву, смотрю в темное, беззвездное небо и молчу, потому что говорить страшно.
— Расскажи о себе, — нарушает тишину Дима, и я слышу вздох облегчения: оказывается, страшно не только мне. — Поделись.
Задумываюсь: стоит ли раскрываться перед едва знакомым человеком? Вдруг он не поймет или осудит? Я знаю: Дима уже сейчас считает меня слабой. Так нужно ли это подтверждать?
— Сначала ты, — предлагаю я. — Мне кажется, тебе тоже есть, что рассказать.
Мы не смотрим друг на друга, просто буравим глазами небо. И между нами будто негласное правило: не оборачиваться. Мы словно боимся, что встретившись взглядами, не сможем признаться во многих вещах, терзающих голову. Парень усмехается. Так и хочется увидеть его кривую улыбку, но я приказываю себе не двигаться.
— Ладно, давай я первый. Эм, мне двадцать один, я решил посвятить свою жизнь строительной инженерии, ненавижу сопромат, обожаю блинчики с мясом — да, это тема, и… Стивена Кинга. Особенно «Мизери». Сумасшедший мужик, честное слово. Хм. Еще недавно устроился на работу в кафе, чтобы хоть как-то помочь родителям. Просто…, — Дима замолкает. Несколько секунд думает, а затем на выдохе продолжает, — просто у нас сейчас трудности в финансовом плане. — Я чувствую, как аккуратно парень подбирает слова, словно боится сказать лишнего. Он взвешивает фразы, обдумывает их, наверняка, сначала мысленно пробует на язык и только потом произносит вслух. — Знаешь, у меня сестра долгое время лежала в больнице, и очень много денег уходило на ее лечение.
— Чем она болела?
— Лейкемия.
Я не хочу задавать следующий вопрос, потому что в глубине души знаю ответ. Но парень не позволяет мне собраться с мыслями, решиться. Уже через пару секунд он признается:
— Она умерла два месяца назад. В середине апреля.
Я поражена. Поражена его силой, его храбростью говорить о том, что причиняет боль. Неужели после смерти близкого он в состоянии жить, улыбаться, дышать, ходить, думать? Так ли это просто — делать вид, словно все в порядке, когда внутри переворачиваются органы, все бурлит и кровоточит. Сколько времени ему понадобилось на восстановление, как долго он пытался смириться, и смирился ли? Тоскует он сейчас, думает о сестре? Переживает? А, может, ему все равно? Может, это равнодушие, ведь нельзя так спокойно принять смерть родственника. Это невозможно. Я знаю!
Нарушаю правило. Резко поворачиваю голову и встречаюсь с взором Димы. Мы не выдержали. Оба. Никакие слова не передадут чувства лучше, чем взгляд, и я уверена: сейчас в моих глазах парень видит искреннее восхищение, потому что я действительно понимаю, как больно потерять родного человека, и действительно не представляю себе, как именно он смог это пережить.
— Ты смирился? — спрашиваю я. — Ты справился?
— Отчасти.
— Отчасти?
В горле застревает комок бешеных мыслей. Я буквально сгораю от желания закричать, вытрясти из парня всю правду и узнать секрет: как он стал таким свободным, жизнерадостным, легким и искренним. Я пытаюсь свести счеты с жизнью полгода, а он избавился от боли за два месяца. Как? Как он это сделал?
— Теперь ты.
