Глаза слепой любви в парке Надежды - Алэн Акоб
В школе мне нравилась девушка с соседнего класса, её звали Алиса. Обычная школьница девятого класса, стройная, одевающаяся по тогдашней моде, что выглядит сейчас довольно таки смешно на фотографиях. Так, что же меня сводило с ума в ней? Это её глаза. Они были бирюзового цвета с оттенком сапфира. Редкий цвет глаз, тогда я не очень разбирался в цветах, но успел подслушать про этот оттенок из разговора беседующих между собой двух учителей в коридоре, на перемене. Эта деталь меня очень удивила и заинтриговала одновременно. Я стал украдкой поглядывать на неё, стараясь оставаться незамеченным. Но не тут то было, окружённая одноклассницами, они поглядывали в мою сторону, хихикали между собой. Прошло совсем немного времени и я стал мечтать о ней. Мечты были примитивные, но от них становилось тепло в груди, именно там где живёт душа человека. То мы вместе ходим по светлым аллеям парка держась за руки и она смотрит мне в глаза, то она читает мне Маркеса, время от времени отрывая от книги свои бирюзовые глаза с оттенком сапфира, либо просто смотрит мне в глаза и везде эти глаза, глаза, глаза.
Наконец прозвенел долгожданный последний звонок, я собрал мои тетради, учебники в портфель и пошёл на выход. В дверях столкнулся с Алисой, было ли это случайностью, вряд ли?
— Ты проводишь меня домой — спросила она протягивая портфель
— Извини я спешу, у меня тренировка по самбо — соврал я от неожиданности. Она скривила губы в презрительную улыбку, сверкнув сапфирами своих волшебных глаз и ушла оставив меня ошеломительного от происшедшего. После этого, она всякий раз избегала меня, демонстративно отворачиваясь и я понял, что окончательно потерял самый драгоценный камень на свете. Каким же дураком ты можешь быть иногда в жизни. Это просто уму непостижимо. Взять и сморозить такую чушь, даже не подумав о последствиях. Пройдут года, у меня появятся седые волосы, на лице морщины, обвиснут мышцы на руках. Приближение к старости заставляет тебя по другому смотреть на этот Мир, все что раньше казалось пустяком, начинает приобретать для тебя совсем другой смысл, то к чему ты стремился в молодости ты вспоминаешь с иронией. Чувствуешь, как никогда, что ничего не вечно, даже ты. От этого всего ты начинаешь искать в своём прошлом твоё вечное.
Осенний город пока ещё тёплый, с редкими солнечными днями. Нельзя терять ни дня из отпущенного нам короткого времени жизнью, потом будет поздно, начнутся дожди, сырость, старость, одиночество. Устроившись поудобнее на веранде кафешки, со странным названием Мефистофель, я блуждающим взглядом, бродил по прохожим, клиентам заходящих или выходящих из кафе, как нечаянно заметил крупную женщину в летах с необыкновенными глазами цвета бирюзы с сапфировым оттенком. Она оживлённо беседовала с молодой парой, очевидно её дети и пила кофе смакую каждый глоток. Она, конечно она! Но как она изменилась! Неужели это она? Куда пропал её стройный стан пугливой лани, почему так изменилось лицо, двойной подбородок, мешки под глазами, морщины в уголках губ. Но только глаза, они остались всё те же, они не изменились, по прежнему светились блестя. Вся молодость пронеслась в мгновении перед глазами. Мне захотелось к ней подойти, спросить: Вас зовут Алиса, Вы помните меня? Заметив мой взгляд, она нахмурилась и что-то быстро сказала молодым людям. Они обернулись и стали смотреть в мою сторону.
Дома я посмотрел на себя в зеркало. На меня глядел уставший старик с дряблой кожей лица. Как хорошо, что не пошёл её провожать и на этот раз, подумал я.
Ананкастная педантичность
Юра Кузьмин, по прозвищу Кузя, никогда, ничего не забывал, прекрасно помнил, куда он что положил, где что лежит и кто, что принёс. И когда, что-то лежало не на своём месте, у него появлялись тревожные мысли, он рвал и метал. Так он однажды закатил скандал ревности своей последней жене, потому что та не надела обручальное кольцо, которое упало и закатилось за тумбочку, рядом с кроватью. Порядок во всём и везде. Такая дотошная принципиальность превращало его в зануду и тирана в глазах женщин с которыми он жил. К тому же он был заядлым рыбаком, что наоборот делало его бесценным в глазах друзей, которые всегда, что нибудь да забывали.
После двух четырёх часовой езды на старой Ниве, где Кузя ныл всю дорогу, после каждой кочки и выбоины, — а вдруг клёва не будет, щас не сезон и зачем его вытащили из дома в такую рань, друзья расположились самом краю села со смешным названием Зизя. Когда хозяин дома, бородатый старик, оставил их наедине, после короткого инструктажа где и что лежит друзья принялись распаковывали рюкзаки и один единственный чемодан в котором были крючки, леска, поплавки и прочий инвентарь для рыбной ловли
— В прошлом году таймень хорошо клевал на мышь — начал Коля, вытаскивая из рюкзака два рулона туалетной бумаги
— После нереста у него жор начинается, атас, кидается на всё, что двигается. Я бы на твоём месте не марался бы с мышами. — ожил Вася, вытаскивая из рюкзака рулон туалетной бумаги. Точно такой же рулон туалетной бумаги оказался у Кузи, только розового цвета в отличие от двух белых, что были у друзей. Рыбаки пересмотрелись между собой и засмеялись.
— Туалетная бумага это хорошо, не придётся лопухи искать, а водку кто взять забыл? — вытаскивая бутылку Столичной, спросил Коля
— И у меня Столичная — выудив из рюкзака три бутылки, сказал Вася
— Чтобы Вы делали без меня — извлекая из глубины рюкзака армянский коньяк
— Ты смотри какой запасливый Кузя, а я вот уверен, что скатерть на стол ты забыл взять с собой! — подмигивая Коле
— А вот и не угадал — извлекая из глубин бездонного рюкзака скатерть с кружевом и гипюром.
Вечерело, сытный ужин из жареной картошки со шкварками съеден, неосторожно сбитая чей-то ногой опорожнённая бутылка водки лежала под
