Кристина Лестер - Утро в Нормандии

Неизвестно, сколько продолжался бы еще этот мирный неспешный разговор, если бы не открылась дверь и на пороге не появился Жан.

У Кейт перехватило дух, когда она увидела его. Он был так свеж, так смугл, не в пример бледнолицым французам, которых она видела каждый день. Ну конечно, в Техасе грех не загореть, даже зимой!

– Добрый вечер, – сказал он и осекся, увидев Кейт.

– Добрый вечер, сынок, – ответила Арлет. – А у нас, как видишь, гости.

– И какие! – натянуто произнес он. Кейт даже показалось, что он дернулся зачем-то в сторону девчонок, но остановился.

– Жан…

– Кейт, мы потом поговорим. Скажите сначала, что вы все делаете в Париже? – Он обернулся к Барби и Сандре.

Ну вот! Так она и думала! Он сейчас выкинет их всех отсюда!

– Мы приехали, чтобы…

– Мы…

– А я здесь учусь. В Сорбонне, между прочим!

Он резко обернулся к ней:

– Вот те раз! Взяли все-таки?

– Да, как видишь!

– Ну, я думаю, что не надолго, Кейт. – Он улыбался прежней своей улыбкой, и Кейт хотелось разрыдаться.

– Почему?

– Ты не любишь учиться. Бог создал тебя для другого.

Он когда-то говорил ей те же самые слова, стоя в парке Сорбонны. Но какой же любовью светились тогда его глаза!

– Для чего?

– Ну, я думаю, гоняться на мотоцикле! Где твой Харли?

– В Техасе… – Кейт отвернулась.

Это был прежний Жан. Он с удовольствием говорил с ней, как с давней приятельницей, поддразнивал ее, как в прежние времена, и это означало, что он спокоен, его не грызет тревога, не ноет сердце, не трепещет мелкой дрожью каждая клеточка тела… И это означало, что он забыл ее… и она сейчас потеряет сознание от отчаяния. Кейт уже картинно прикрыла глаза, но резко вскинулась, услышав совсем другой, теплый и полный заботы голос любимого:

– Ну а как вы? Я, честно говоря, не ожидал, мы так не договаривались. Вы нормально устроились? Хотите, оставайтесь жить тут. Или вы сняли квартиру?

– Да где же им еще жить! Я не потерплю никакой квартиры! – запротестовала Арлет из другого конца комнаты. – Только у нас и больше нигде!

– Сандра, а ты надолго?

– Я что-то не совсем понимаю, – подала голос Кейт. Теперь она действительно была близка к обмороку. Самому настоящему.

– Что именно ты не понимаешь? – спокойно спросил Жан.

– Почему они, – Кейт не сочла нужным называть подруг по именам, – будут жить здесь? А я – нет.

– Вы тоже можете жить у нас, – благодушно сказала Арлет. – Жан, ты уж, действительно, приглашай обеих подруг нашей дорогой Барбары. Вам, наверное, нелегко в общежитии…

Брови Кейт стремительно поползли на лоб и скрылись под челкой. Сердце ёкнуло и куда-то провалилось.

– Нашей… Барбары? – вкрадчиво спросила она у матери Жана. – Вы говорите «нашей Барбары»?

Кейт перевела взгляд на девчонок, но те сидели – ни живы ни мертвы, обреченно опустив глаза.

– Объясните мне, что происходит. Жан?

– Она что, не в курсе? – Он смотрел почему-то не на нее, а на этих двух кукол.

– Нет, – хриплым голосом сказала Сандра.

У Кейт похолодело все внутри. Такого унижения она никогда еще не испытывала!

– Что происходит?

– А почему вы так волнуетесь, Кейт? – спросила Арлет.

– Потому что мы с Жаном должны были пожениться в июле! И при чем тут Барби?!

– Да ничего мы не должны были! Просто ты сама напридумывала себе всякое! А я…

– Вот как? – Голос Арлет стал холоден и строг. – А в мае он привез сюда Барбару и представил ее как будущую невесту.

Кейт затошнило. С трудом сдерживая позыв, она сказала Арлет:

– А в апреле мы с Жаном были здесь. – Она сделала ударение на «мы». – Вы ничего не знали?

– Увы, моя дорогая, ничего.

Она посмотрела на него. Какой мерзавец! Господи, как бы сдержаться и не выплеснуть ему в лицо горячий кофе!

– Жан…

– Что, Кейт?

– Ты зачем меня обманул?

– Я не мог с тобой больше жить. А ты не хотела уходить.

– Нет.

– Что «нет»?

– Меня волнует, почему ты не сказал про Барби?

– Какое это ТЕПЕРЬ имеет значение?

– Ну вот что, молодые люди…

– Жан! – Кейт встала из-за стола. Она не могла ни на кого смотреть, ни на родителей, ни на предательниц, сжавшихся в углу дивана. Она видела только его синие глаза, такие любимые еще недавно. – Жан! Ты – подонок!

И в наступившей оглушительной тишине она ушла из дома, в котором еще час назад мечтала жить.

4

Это не важно, сколько она лежит и смотрит в потолок. Может, уже неделю. Она не считала дни. Морис иногда приходил ее покормить. Он приносил молока, круассанов, пытался с ней заговорить, но она лежала, заложив руки за голову, и молчала. Морис заботливо целовал ее в щеку и, озадаченный, уходил. Может быть, он думал, что это какой-то протест. Может, считал, что она отчаялась по поводу сессии. Морис был не слишком мудр, и его не интересовали внутренние движения чьей-то души, даже его собственной. Он просто переживал за Кейт и был добрым малым.

…После того как она вернулась домой от Жана, девчонки притащились за ней. Они, может быть, и не притащились бы, но у Кейт лежали их вещи. Кучей на полу. Когда они вошли, Кейт как раз занималась уборкой. Она скидывала с полок и столов все, что принадлежало предательницам, и футболила на середину большой комнаты. Она собиралась вынести все это в мусорных мешках за порог. Если эти пигалицы успеют раньше утренних мусорщиков, то их счастье. Если нет – увы, она ничем не сможет им помочь. Ничего страшного. Жан все им купит. И своей возлюбленной, и ее лучшей подруге. При этой мысли новая волна ненависти захлестнула ее, и, остановившись на полдороге из ванной комнаты, с горой косметики в руках, она со звериным рыком впилась пальцами во всевозможные флакончики и мяла-терзала их, пока на полу не образовалась разноцветная пенисто-ароматная лужа с кусками помад и переломанных зубных щеток.

Они появились на пороге, словно мокрые курицы: бледные, виноватые, с опущенными глазами, жалкие-жалкие. Особенно противно было смотреть на Барби. Она, видимо, предавалась мукам самобичевания, и это очень выразительно прописывалось во всей ее согбенной фигуре. Ну а что было нужно во всей этой истории Сандре – совершенно непонятно, думала Кейт. Ведь, в принципе, она могла сохранить нейтралитет и вместе с ним дружбу обеих подруг. Теперь же, выбрав Барби, она автоматически теряла Кейт. Более того: именно на нее Кейт больше всего и злилась. Надо же быть такой сволочью, чтобы ничего не рассказать ей! Ведь они не раз, наверное, обсуждали ее, сплетничали, придумывали, как скрыть от нее правду…

– Ну проходите, если уж пришли!

– Мы, собственно говоря, за вещами…

– Вот за этими? – Кейт указала рукой на бесформенную горку, возвышавшуюся на полу, скорее напоминающую старый хлам, от которого хозяева ежегодно избавляются перед Рождеством.