Энн Чарлтон - Звезды любви

Луиза слегка коснулась ее руки.

— Вежливости будет вполне достаточно, Кейт.

Однако обещание быть вежливой с Бомоном могло стоить ей слишком больших усилий, особенно после того, как в середине дня ей пришлось заглянуть к Филиппу Баррету.

— О, Кейт, — сказал он, — я чуть не бросился на телевизор, когда увидел на экране эту свою старую мазню. К счастью, в моем инвалидном кресле особенно не разбежишься, а?

— Мне очень жаль, Филипп, но мы понятия не имели, что он выкинет такую штуку. Впрочем, я, наверное, сама виновата в том, что он…

— Нет-нет, Кейт. Вы здесь ни при чем. Не вините себя! Это же мне хотелось, чтобы в галерее висело что-нибудь из моих работ — и вот результат.

— Во всяком случае, — сказала она бодрым голосом, страстно мечтая в этот момент придушить Бомона собственными руками, — картина снова висит на своем месте, и, кто знает, может быть, теперь на нее найдется настоящий покупатель.

Лицо старика повеселело. — Благодарю вас, Кейт. Эндрю вот-вот должен прийти домой на обед. Он хочет о чем-то поговорить с вами…

Кейт еще раз принесла свои извинения несколько подавленному Эндрю, который, немного помедлив, пригласил ее на вечеринку. Настроение Кейт сразу же улучшилось.

— И так, в субботу, в доме моего шефа, — уточнил Эндрю, и она радостно приняла его приглашение. С Эндрю было легко общаться, и она теперь с нетерпением будет ждать субботы. Но все ее мысли занимал почему-то не Эндрю, а Роберт Бомон. Кейт решила про себя, что если уж ей необходимо быть с ним вежливой, надо раз и навсегда определиться в своих чувствах к этому человеку. Но каждый раз, когда она пыталась это сделать, ее охватывали смятение и замешательство.

На следующий день она отправилась познакомиться с художником, Званом Гейлом, который обратился к ней с предложением устроить в ее галерее выставку его работ. В его студии на побережье возле Каррэмбина, она увидела массу изумительных, написанных маслом картин.

Кейт была в восторге, хотя и выглядела несколько озадаченной.

— Но почему у нас? — спросила она. — Почему вы хотите устроить выставку именно в нашей галерее? В связи с недавним инцидентом у нас не очень-то привлекательная репутация.

Эван Гейл тряхнул головой.

— Буду с вами откровенным, мисс Боумэн. Мои картины идут очень хорошо и имеют положительные отзывы — за исключением отзывов Роберта Бомона. Я ничего не теряю, связываясь с вашей галереей, но вполне имею шансы выиграть. Ваша галерея — прекрасное место для выставки.

Кейт вежливо заметила, что никогда не слышала ни о нем, ни о его работах в галереях Брисбена.

— Я здесь новичок — только недавно переехал сюда из Мельбурна. Ваш сосед известен там куда больше.

— Скажите мне, — с любопытством спросила Кейт, — он всегда такой… такой несгибаемый?

— Конечно, — засмеялся Эван Гейл. — Вы — далеко не единственный человек, познавший на себе презрение и надменность Роберта.

— Так вы лично знакомы с ним?

— Да. Мы вполне можем ладить, но только до тех пор, пока не заводим разговор об искусстве.

— Он вам симпатичен?

— Не путайте художника с обычным человеком, мисс Боумэн, — ответил Эван. — Роб — мой друг. Но мы просто не сходимся во взглядах на мои работы. Но что я могу сказать вам о нем — он невероятно беспристрастен. Он может высмеять и кое-кого из великих, если они вообразят вдруг что могут позволить себе иногда небрежные работы лишь потому, что уже сделали себе имя. Среди критиков немало подхалимов, но только не Роб.

— Да вы сами больше, чем беспристрастны, если учесть критическое отношение Роберта к вашим картинам, — заметила Кейт.

Гейл ухмыльнулся и сделал широкий жест, как бы обводя рукой всю мастерскую.

— Он, безусловно, прав в отношении многих моих работ. Он считает все это хламом и мусором, потому что уверен, что я могу сделать лучше. Но я же не могу жить только на деньги, которые получаю за картины, удостоенные премии, — поэтому приходится рисовать и для продажи. Вот здесь-то мы и столкнулись!

— Ах, вот в чем дело. — Кейт решила наконец перейти к деловым вопросам. Они договорились, что в течение месяца Гейл пришлет ей каталог своих работ, а потом Кейт предложила несколько вариантов рекламных плакатов.

— Иметь дело с вами, Кейт, — настоящее удовольствие, — сказал он ей на прощание, улыбнувшись.

Кейт покинула его студию, испытывая еще большее, чем обычно, смятение чувств в отношении Роберта Бомона, который, как оказалось, находит понимание даже у своих жертв…

Ей предстояла еще такая уйма дел по хозяйству, что даже пришлось составить их список, но она никак не могла на нем сосредоточиться и отбросила его в сторону.

— Нет, это уже слишком, Луиза. Мы не переделаем этих дел до глубокой старости!

Луиза продолжала заниматься в мастерской своим любимым делом и пополняла коллекцию керамики, а Кейт трудилась над тем, чтобы не дать их старому дому окончательно развалиться, и пыталась сдерживать наступление джунглей, угрожавших поглотить их участок. Однажды ей пришлось долго искать там Винсента, который уже освоился в доме и стал все больше обретать воинственность и уверенность. Она пыталась поймать его, когда он носился кругами вокруг проволочной ограды, о существовании которой Кейт до сих пор и не подозревала. Она схватила котенка и, прижав его к груди, стала пробираться сквозь заросли кустарника. Здесь, поняла она, уже начинались владения Роберта Бомона, а где-то там, слева от нее, как сказал Макс, должен был находиться его дом.

У Роберта не было нужды ютиться в задних комнатах своего дома, как приходилось делать им с Луизой. Он выстроил себе великолепный особняк, расположенный позади его роскошной, со вкусом отделанной галереи. Но как ни пыталась она разглядеть что-нибудь сквозь густые заросли, она так ничего и не увидела. Она отправилась в обратный путь, тщательно смотря себе под ноги, уверенная, что в густой и высокой траве прячется не один клубок змей, и вдруг поймала себя на мысли о том, что размышляет об образе жизни Роберта Бомона. Интересно, что он делает, когда не занимается унижением других людей? Живет ли он один? Когда она уже подошла к дому, то почувствовала досаду, осознав, что Бомон снова занимает все ее мысли. В конце концов, какое ей дело, что он делает? И все же иногда, по ночам, лежа в своей кровати, где, свернувшись клубочком, у нее в ногах всегда спал Винсент, она думала о притягательности этих теплых серых глаз на его мужественном лице — и о той столь многообещающей улыбке… Взволнованная и странно обескураженная, она поворачивалась на другой бок, стараясь выбросить из головы его образ.