Джастин Дэйвис - Лунные любовники

Да, подумала Эмма, именно мил. Вот только почему у нее учащается сердцебиение всякий раз, когда она видит Харлана?

Вернувшись на парусник, она принялась убирать разбитое ею стекло, а затем занялась остальным. Эмма считала, что сделать уборку необходимо, даже если она собирается продать судно прямо сейчас — чистый парусник можно продать дороже.

Эмме не удавалось найти что-либо похожее на мусорное ведро, которое еще не было заполнено доверху, поэтому она приспособила под него огромную картонную коробку с какими-то канатами различной длины. Она вывалила их из коробки, чтобы потом разобраться с ними, и начала бросать мусор в ящик. К тому времени, когда она убрала раковину и маленькую стойку бара, банки с книжных полок, ящик был полный. Она порылась под раковиной и нашла изодранную губку и четверть банки моющего средства, которое, возможно, было оставлено здесь еще предыдущим владельцем судна. Несколько ударов банкой по стойке бара — и удалось высыпать достаточное количество порошка в раковину из нержавеющей стали. Из крана потекла тонкая струйка воды, но этого было достаточно, чтобы помыть посуду.

Большую часть утра Эмма занималась уборкой, и в конце концов кают-компания приобрела вполне приличный вид. Ей пришлось два раза выносить мусор на причальную свалку. Она отсортировала банки и выбросила их в бак для мусора, предназначенного для переработки, потом отнесла пустые коробки обратно, считая, что они ей понадобятся для оставшегося мусора.

Эмма пыталась сосредоточиться на работе, но думала о вещах, о которых думать не хотелось, — как Уэйн обманывал семью и ее.

Он никогда не лгал ей раньше. Когда они были детьми, неважно, каким бредовым был его план, Уэйн всегда рассказывал ей о нем. Иногда Эмме удавалось отговорить брата от рискованной затеи, но только если ему грозила опасность, в остальных случаях она и не пыталась это делать. Она подумала о бахвальстве, с каким он рассказывал о своем загородном доме в Сан-Франциско. А насколько забавен он был, когда возился со своим маленьким парком автомобилей. Уэйн говорил, что когда-нибудь вернется и они вместе прокатятся в его «феррари» по улице Ломбард.

О своем финансовом крахе он сказал Харлану правду. А о том, откуда появились деньги на покупку судна, солгал. Почему? Эмме не понравились собственные ответы на эти вопросы.

Кто там еще? — подумал Харлан. Он наконец-то уснул, и тут впервые за две недели зазвонил телефон.

Он сел, игнорируя боль в плече, и тряхнул головой, чтобы отогнать сон, перед тем как снять трубку.

— Да, — пробормотал Харлан, сдерживая зевоту.

— Все еще не спишь по ночам?

Дрейвен! Он никогда не забудет этот голос — предвестник его спасения, голос, принадлежащий мужчине, который вывел его из преисподней.

— Сплю не очень хорошо, — признал Харлан и добавил про себя: но не только по тем причинам, о которых ты думаешь.

— Успокаивающие средства?

— Стараюсь избегать их.

Как быстро Харлан приспособился к привычке Дрейвена переводить разговор на самое главное.

— Есть боли?

— Немного. Уже лучше.

— Ходил к врачу?

— Пойду только через месяц. Если не будет проблем.

— Сны?

Тон Дрейвена не изменился, но Харлан знал, что это был неслучайный вопрос. Этот человек сам страдал от кошмаров, потому осознавал, что такое сдерживать их весь день и давать им волю лишь ночью, когда бдительность снижается.

— Снятся, — ответил Харлан, зная, что тот поймет.

— Они исчезнут постепенно, Мак, — сказал Дрейвен, и Харлан догадался: слова о том, что кошмары когда-нибудь сойдут на нет, были выбраны преднамеренно.

— Мне кажется, я не расстанусь с ними всю жизнь.

— Что-нибудь нужно?

— Я ведь на «Морском ястребе». Как ты сам считаешь?

Донесшийся из трубки смешок доставил Харлану удовольствие — Дрейвен нечасто смеялся.

— Скажи мне, — попросил Харлан, — это нужно тебе или Джошу?

— Джош заботится о себе сам.

Еще один двусмысленный ответ Дрейвена, в которых он был так силен. Разговор закончился столь же неожиданно, как и начался. Харлан многому научился у этого человека, о котором лишь слышал перед экспедицией в Никарагуа, неожиданно закончившейся неудачей. Дрейвен никогда не предавал. Харлан считал, что это необходимо при мужской работе. Когда побываешь в стольких же переделках, в скольких побывал Дрейвен, выжить можно только благодаря верности близких друзей.

Харлан быстро понял, что лгать этому человеку нельзя. В Дрейвена словно был встроен детектор лжи. Когда он первый раз позвонил, Харлан пытался сказать, что у него все хорошо и чувствует он себя почти как новый. Но Дрейвен рассказал ему о каждом типе возможного ночного кошмара и о тех призраках, с которыми сражался сам, а закончил словами:

— Помимо того, что ты здоров, ты об этом хотел мне сказать?

И Харлан больше никогда не пытался обманывать этого человека.

Но это не значит, что я говорю ему все, думал он, направляясь в кают-компанию.

Например, Харлан не сказал, что одна из причин его бессонницы — женщина, обитающая на развалине, которую ей оставил ее двоюродный брат. После своего освобождения Харлан встречался с женщинами, но ни одна из них не пробралась в его сознание так стремительно, как Эмма.

Он не понимал, почему именно Эмма запала ему в душу. Может потому, что он много слышал о ней до того, как встретил? Правда, она не совсем отвечала его ожиданиям: Харлан считал, что увидит невзрачную, некрасивую женщину — тип девушки-соседки, этакого книжного червя. Женщина, которая появилась здесь, была преданной, она могла быть книжным червем — почему бы нет? — и действительно являлась, по крайней мере сейчас, соседкой. Но назвать ее невзрачной и некрасивой? Нет, только не с этим дерзким носиком, полными губами, голубыми глазами и со столь соблазнительными формами. Прелестная женщина.

В окно он видел, как Эмма ходила на причал с большой коробкой, заполненной мусором, оставленным Уэйном. Харлан заставил себя вернуться в койку, потому что почувствовал побуждение предложить ей помощь. Он не хотел помогать. Не хотел увлекаться ею больше, чем уже увлекся, просто потому, что имел несчастье быть удобным собеседником для ее двоюродного брата, который здесь напивался и изливал душу.

Спустя три дня жизнь на паруснике начала нравиться Эмме. Первую ночь она спала достаточно хорошо, решив заночевать на борту в одной крошечной каюте. Через час или около этого, привыкнув к необычным звукам — лязгу такелажа, плеску воды, случайному звуку дальнего двигателя или гудка, — и немного позже свыкшись с необычным затишьем после этих звуков, она крепко уснула.