Шестое чувство - Уилсон Кара

— Ничего, ничего, — повторял Сидни. — Тебе, очевидно, необходимо было выплакаться.

Он достал носовой платок и осторожно стер с ее лица слезы.

— Я просто… я подумала о том, что ждет Сидди завтра, — оправдывалась Шерил, не собираясь уточнять, что причина ее слез не только в этом. — И Леонора уехала, а я так привыкла, что она всегда рядом…

— Скажи, миссис Тампст и была той самой женщиной, с которой ты проводила так много времени в твой первый приезд в Новую Зеландию? Та самая, у которой, насколько я помню, ты работала в художественной галерее?

Шерил кивнула.

— Я тогда и понятия не имела, кто она и что, знала только, что она владелица галереи.

— Хорошо, что Сидди зовет ее бабушкой, — заметил Сидни.

— Да, в тот день, когда родился Сидди, я просила Леонору стать ему бабушкой.

— Ну и правильно. Послушай, Шерил, ты выглядишь усталой. Тебе надо хорошенько выспаться. Но сначала я принесу тебе чего-нибудь выпить.

Не успела она возразить, как Сидни вышел и через несколько минут вернулся с каким-то темным напитком, на треть наполнявшим высокий стакан.

— Не бойся, я не собираюсь тебя опоить или отравить, — сообщил он, видя, что Шерил смотрит на стакан с сомнением. — Это безобидное успокоительное, которым пользуются даже педиатры, назначая его детям, пережившим стресс.

У Шерил, которая жутко нервничала из-за его присутствия, чуть было не сорвалось с языка, что сейчас ей требуется что-нибудь посильнее гомеопатических средств. Но вместо этого она послушно выпила слегка кисловатую жидкость, пожелала Сидни спокойной ночи и ушла в свою комнату.

Микстура микстурой, но успокоиться и кое-как привести свои мысли в порядок ей удалось, лишь приняв ванну. Где-то в глубине души таилось ощущение, что все гораздо серьезнее, чем ей хотелось бы думать. Шерил вдруг показалась себе бабочкой, пригвожденной булавкой, и все в ней протестовало против этого насилия.

Все еще пытаясь сорваться с незримой булавки, Шерил и часом позже продолжала крутиться и вертеться в постели, не зная, чем вызвана ее бессонница — безобидным успокоительным или ощущением угрозы, которое измотало душу.

В тщетной попытке привести свой разум в порядок и заснуть, она шаг за шагом перебирала события дня. И вдруг резко отбросила одеяло и села.

Минутой раньше она чуть было не заплакала, охваченная необъяснимым страхом… Отчего он возник? Не от того ли, что она вспомнила слезы на глазах Сидни, когда тот склонился над больным ребенком? Что это было? Не слезы ли отчаяния? А если он знал о состоянии Сидди нечто такое, чего не решился сказать ей?

Шерил сжала лицо ладонями, почти не дыша от ужаса. Ну да, конечно, теперь все встало на свои места. Все объяснилось! Взять хотя бы то, что он не постарался успокоить ее, когда она упомянула о предстоящей операции! Нет, вместо этого он заговорил о Леоноре, а потом, видя, что она продолжает безумно беспокоиться, не придумал ничего лучшего, чем напичкать ее детской успокоительной микстурой.

Шерил встала и, покинув спальню, спустилась по лестнице.

Совершенно сбитая с толку паникой, она даже тот факт, что Сидни еще пребывает в кухне, сочла подтверждением своих подозрений. Ну как же! Врачи ведь тоже, говорят, переживают…

Сидни сидел за буфетной стойкой, а перед ним стояла бутылка коньяка и бокал с такой большой порцией этого напитка, что это повергло Шерил в ужас и в какой-то мере привело в чувство.

Она хорошо помнила, что он редко пил. Лицо Сидни находилось в тени, но в позе Шерил безошибочно угадала отчаяние, что и подтвердилось, стоило ему поднять глаза. Его явно обуревали противоречивые чувства, и это еще раз подтвердило те страхи, которые заставили Шерил покинуть постель и спуститься в кухню.

Едва сознавая, что делает, Шерил подошла, схватила бокал и одним махом осушила его содержимое.

— С ума сошла?! — выкрикнул Сидни, вскочив, выхватив у нее пустой бокал, и посмотрел на него так, будто не верил своим глазам. Но бокал действительно был пуст.

— Я выпила, чтобы не досталось тебе! — раздраженно выпалила Шерил. — Не хватало еще, чтобы ты напился… напился именно сейчас, когда мне необходимо, чтобы ты мог связно говорить!

— Я напился? И говорю бессвязно? — ледяным тоном спросил он, стукнув бокалом по столу. — И от кого я это слышу? От женщины, которая запивает лекарство изрядной дозой спиртного!

— Я вынуждена доверять тебе! — выкрикнула Шерил, и ее голос в безмолвии дома прозвучал неестественно громко. — А ты что-то скрываешь, это же видно!

— Мне нечего скрывать… — буркнул Сидни и, соскользнув с табурета, направился к дверям.

— Ах, тебе нечего скрывать! — кричала Шерил, идя за ним следом. — Да ты даже в глаза мне не смотришь!

— Я с удовольствием посмотрю тебе в глаза, если ты перестанешь вопить… И без того я так устал, что чуть не свалился с табурета. — Перейдя в гостиную, Сидни уселся на диван. — Итак, объясни мне, что…

— Перестань увиливать от ответа! — выкрикнула она.

— Ради бога, перестань кричать. Я понятия не имею, о чем ты говоришь. От чего я увиливаю?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду Сидди! Ведь на самом деле с ним все обстоит гораздо хуже, чем ты говоришь. Но ты выдал себя, я видела твои слезы…

— И решила, что именно из-за этого я плакал у него в палате? Что я утаиваю от тебя правду?

Шерил кивнула, чувствуя себя уже не так уверенно, да и голова у нее вдруг закружилась от выпитого.

— Ох, Шерил! Клянусь, что ничего страшнее тривиальной грыжи у мальчика нет. — Он откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. — Я понимаю, ты истощена и морально, и физически, это часто бывает с матерями больных детей. И я виноват, очень виноват перед тобой, что подал повод к ничем не оправданному взрыву. — Он пожал плечами. — Но мог ли я думать, что мое поведение будет истолковано столь превратно? Ведь я сам не понимал, что со мной происходит. Эти слезы…

Шерил присела рядом с Сидни, пытаясь успокоиться и привести в порядок мысли.

— Прости. И сама не понимаю, с чего так всполошилась. В глубине души я, конечно, опасаюсь предстоящей операции, но не настолько, чтобы впадать в панику. А вот сейчас легла спать, крутилась, вертелась, не могла заснуть, вдруг вспомнила, как ты плакал, склонившись над Сидди, и спросила себя, а почему?..

— Ты сделала неверный вывод, клянусь.

— Я верю тебе, Сидни, правда, верю. Прости меня.

Он хотел что-то сказать, но заговорил не сразу, ему явно пришлось сделать над собой усилие:

— Ты дала Сидди жизнь, и он с самого начала был с тобой, был частью твоей жизни. А я узнал о его существовании лишь теперь, да и то, можно сказать, случайно. Ведь если бы не его грыжа, я бы так и прожил всю жизнь, не ведая о том, что у меня есть сын! Сама подумай, насколько я был потрясен.

— Но поначалу, узнав, что у меня есть сын, ты даже мысли не допустил, что он может быть твоим, — проворчала Шерил.

Он пожал плечами.

— Да, об этом я действительно не думал, пока не заглянул в историю болезни и не увидел его группу крови и резус-фактор.

Шерил взглянула на него вопрошающе.

— У меня редкая группа крови, — пояснил Сидни. — Хотя совпадения и возможны, но, узнав, что у Сидди такая же, я не мог не задуматься.

— О, я поняла…

Шерил вспомнила, как Сидни, направляясь к палате Сидди, на ходу заглянул в историю болезни и сразу же посмотрел на обложку, где было написано полное имя пациента. Она только сейчас сообразила, что группа крови в истории болезни обозначена чуть не в первых строчках.

— Ты-то поняла! А вот я до сих пор не могу понять, почему ты была так… была настолько уверена, что даже дала ему мое имя.

У Шерил противно засосало под ложечкой. Нет, только не говорить правду, не признаваться, что Сидни был единственным ее мужчиной!

— У него на левом плече такое же родимое пятно, как у тебя, — тихо сказала Шерил и вдруг разозлилась: какого черта я высовываюсь со всеми этими подробностями?

— Господи, как же мало я о нем знаю! — Сидни прикрыл глаза. — Кстати, я только сейчас осознал, сколь многое проходило мимо меня, почти не затрагивая душу. Не раз мне доводилось видеть матерей, плачущих над больными детьми, и я не находил в этом ничего особенного. Меня это не очень задевало. Доводилось мне видеть и плачущих отцов. Но я всегда избегал этого зрелища, полагая, что для мужчины, даже при самых трагических обстоятельствах, это… это слабость.