Анна Клири - Три счастливых дня
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Как правило, миллионеры обустраиваются в импозантных особняках или в шикарных апартаментах, Том же предпочел поселиться и постоянно жить в отеле. Это было здание старой постройки, которое прежде выполняло функции портового пакгауза, возвышалось в непосредственной близости от пирса и выходило чуть не всеми окнами на Сиднейскую бухту. Это была гостиничная сеть так называемых шато, где селились весьма состоятельные люди, которые, подобно Томасу Расселу, ценили своеобразность дизайнерского решения внутренних пространств жилища.
Интерьер с преобладанием нейтральной белизны, обилие стекла и анодированного металла, а из огромных окон внутрь врывалась морская синь, что, по мнению Кэт, и дало название этому «Шато Блю», так что, попадая в фойе, можно было почувствовать себя пассажиром круизного лайнера в окружении услужливых стюардов.
Кэт Саммерфилд молча следовала за Томом, при этом старалась не встречаться с ним взглядом, не соприкасаться даже краем плеча, и вообще вела себя по возможности независимо, давая понять, что не по своей воле находится здесь, не понимает необходимости и не приветствует его условий.
– Долго задерживаться у меня нет возможности, – в очередной раз предупредила девушка.
Но Том, не обращая внимания, продолжал стремительно вышагивать по коридору. Полагая, что он мог просто не расслышать, Кэт сменила суровый тон на взывающий к пониманию и пролепетала, приблизившись к нему:
– Я в самом деле не могу здесь долго находиться. Ты должен понять, у меня обязательства, которые нельзя игнорировать.
Она имела в виду, конечно, в первую очередь свою бабушку и уже затем необходимость сдать заметку о поминальной службе в срок.
– Что еще за обязательства? – хмуро спросил Том, приостановившись ненадолго.
– Есть вещи, которые я должна сделать, – неопределенно ответила девушка.
Томас задержал на ней свой особенный холодящий стальной взгляд, словно с намерением выявить в ней какое-либо лукавство, но Кэт говорила совершенно искренне. Да и зачем бы она стала лгать? Но при всей своей правдивости и врожденной чистосердечности, она смутилась от этого пристального взгляда и потупилась.
Томас резко распахнул перед ней двери в свой номер. Кэт неторопливо вошла внутрь, не столько с опаской, сколько с изумлением, граничащим с восторгом. Потому что тотчас хозяин провел ее к выходу на просторную террасу, которая своим выступом была похожа на нос корабля. И ветер с моря хлынул девушке в лицо, стоило выйти наружу, обдал ее бальзамической крепостью и предвечерней прохладой.
– Идеальное место! Согласись? – гордо произнес хозяин номера.
– Необычное, – осторожно отозвалась гостья. – И ты в самом деле живешь здесь?
– В самом деле, – передразнив ее, ответил Томас и добавил: – Пока.
Он вернулся с террасы в комнату, отработанными движениями скинул пиджак и повесил его на спинку стула.
– Что значит «пока»? – с обнаружившейся вдруг журналистской дотошностью спросила его Кэт Саммерфилд.
– Просто я не решаюсь говорить более определенно. Кто может знать, что станется завтра, через день, через год? Пока я действительно здесь живу, а там – бог весть… Выпьешь что-нибудь? – осведомился он, открыв створку бара.
– Нет-нет, спасибо, воздержусь. Мне еще нужно работать, ты знаешь, я говорила, – зачастила она. – Я не предполагала, что ты живешь здесь. Все мои коллеги уверены, что ты обосновался в особняке в «Дабл-Бэй».
Томас многозначительно улыбнулся.
– Потому что так написано в моем досье? – насмешливо спросил он. – Потому-то я и говорю, что печатное слово – не всегда истина, а чаще – самая бесстыдная ложь. Но живу я здесь вовсе не для того, чтобы обхитрить твоих коллег журналистов, а просто потому, что мне здесь больше нравится по разным причинам, – проговорил Том, наполняя свой бокал чем-то янтарно-солнечным. – «Дабл-Бэй» – особняк моего отца, где он жил до последнего времени, это всем известно. Немудрено, что многие решили, будто я, как наследник и правопреемник, обоснуюсь там же. Но нет. У меня есть собственные представления о месте, которое я хотел бы считать своим домом. Так ли это странно?
– Я видела фотографии вашего фамильного особняка. Он очень красив, – отозвалась Кэт.
– Безусловно, здание выстроено отменно. Его убранство превосходно и удовлетворит даже самый взыскательный вкус. И мне он тоже нравится, но только как архитектурный объект, но не жилье в моем собственном понимании.
– Не пойми меня неправильно, Том, но этот гостиничный номер, сколь бы впечатляющим он ни был, тоже домом не назовешь, – проговорила девушка, осмотревшись.
– Тем не менее нравится он мне много больше, чем серокаменные хоромы моего покойного батюшки, – заверил ее Томас, сделав глоток янтарной жидкости.
– И тебе не бывает тут одиноко?
– Здесь есть все для жизни: пол под ногами, потолок над головой, постель, – ответил он, улыбнувшись. – А больше мне ничто и никто не нужен.
– А не потому ли ты выбрал этот образ жизни, чтобы, как многие состоятельные люди, продемонстрировать свою самобытность? – репортерским тоном спросила его Кэт. – Ты в состоянии приобрести любой дом или же квартиру, которая придется тебе по вкусу, если ты так не приемлешь уклад отцовского быта. А, насколько я понимаю, оплата номера в таком отеле – удовольствие не из дешевых.
– У меня есть несколько собственных домов в Австралии и за рубежом. Здесь же я живу, потому что мне это нравится и я в состоянии оплачивать свои расходы, – с вызовом бросил он.
Кэт явно покоробил его тон, и она изменилась в лице. Том не мог этого не заметить.
– Очевидно, ты выбрал такой образ жизни не по доброй воле, – дерзко проговорила девушка.
– Что ты хочешь этим сказать? – ухмыльнувшись, спросил Томас.
– А как еще расценить такой поступок? У тебя есть дома в разных частях света, но при этом ты предпочитаешь жить в месте, которое обычно воспринимается как временное. Ты заведомо лишаешь себя возможности обрасти житейскими мелочами, собственным уютом, личным багажом.
– Да, предпочитаю жить налегке, – подтвердил Том. – Так ли это дурно, что я не хочу привязываться к мелочам.
– Не хочешь или не можешь? И если ты искренне считаешь это мелочью, то какая же в том опасность? Я думаю, ты боишься пустить корни именно по той причине, что это для тебя много значит. Ты страшишься неудач в отношениях…
– И что же заставило тебя так думать, дорогуша? – надменно спросил он: – Богатый жизненный опыт?
– Ты можешь, конечно, потешаться надо мной. Мой жизненный опыт, как ты изволил выразиться, действительно может показаться небогатым в силу моего возраста. Но учти, я лишилась родителей, когда мне было пять лет. А участь сироты не так завидна даже в благополучном обществе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});