Фиона Харпер - Две недели в Венеции

— Я не думаю, что она сделала это, чтобы напакостить вам. Мне кажется, что она просто соскучилась и хочет провести с вами больше времени. Да, ее методы небезупречны, но она же не просит чего-то невозможного, правда? Вам следует быть к ней подобрее.

Макс ничего не ответил. Он просто уставился прямо перед собой. Ему вдруг расхотелось играть в экскурсовода.

Ему не следовало забывать о том, что эта женщина отличается от его сотрудников. Она говорит что думает и задает неудобные вопросы. До сих пор никто из них не осмеливался давать ему советов, касающихся его частной жизни. Но он никого из них не брал с собой в Венецию.

Обдумав ее слова, он громко рассмеялся.

— В чем дело? — спросила Руби.

— Возможно, моей матери удалось вызвать у вас сочувствие, но она лицемерка.

Его спутница ничего не ответила. Похоже, ему наконец удалось лишить ее дара речи.

— Она бросила моего отца, разбила ему сердце. Он от этого так и не оправился. Поэтому не говорите мне о преданности семье.

Макс бросил взгляд через плечо, ожидая увидеть на ее лице смущение и растерянность, но ее большие темные глаза смотрели на него с теплотой и сочувствием. Он снова отвернулся.

— Сколько вам было лет, когда она ушла? — тихо спросила Руби.

Воспоминания захлестнули его. Макс так крепко вцепился в руль, что костяшки пальцев побелели.

— Четырнадцать, — хрипло ответил он. — Она сказала, что не хочет мешать моей учебе, забрала Джиа и уехала, оставив меня в Лондоне.

— Она подумала о вашем будущем? — В голосе Руби слышалась неуверенность.

Он снова рассмеялся:

— Нет, это был предлог. Я слишком похож на своего отца. Точнее, я был на него похож. Он умер пять месяцев назад.

Руби шмыгнула носом, и он, не удержавшись, снова посмотрел на нее. Она неподвижно сидела, уставившись на мыски своих черных балеток. Ее щеки раскраснелись.

— Не позволяйте ей вас одурачить, — предупредил ее он. — Она не такая, какой кажется. В этом городе все не такое, каким кажется.

«Должно быть, это особенность венецианцев», — подумала Руби, стоя перед дверью, ведущей в библиотеку. Она нигде до сих пор не видела, чтобы кто-то выделил под библиотеку целую комнату. В ее квартирке все книги стояли в стеллаже, который занимал одну из стен и был забит под завязку.

Макс решил во время своего пребывания в городе использовать библиотеку в качестве своего кабинета. Сейчас он находился внутри. Руби слышала, как он стучит по клавишам ноутбука.

Она тихо постучала в дверь. Макс что-то пробурчал в ответ, и она расценил это как приглашение. Когда она открыла дверь и вошла в комнату, Макс даже не поднял на нее глаз. По сравнению с другими помещениями в апартаментах, библиотека была маленькой, но в ней тоже были высокие потолки и сводчатые окна. Вдоль двух стен стояли стеллажи с книгами. Макс сидел за столом у третьей стены, покрытой шелковистыми зелеными обоями.

С тех пор как она видела его за этим же занятием в номере отеля, прошло всего двадцать четыре часа, но сейчас ей почему-то казалось, что перед ней совсем другой человек.

Вчера она считала его бездушным роботом, но, заметив мрачные тени в его взгляде, когда он говорил о своей семье, поняла, что за маской сурового спокойствия прячутся глубокие переживания. Что раны, полученные в детстве, так глубоки, что он не может ни забыть о произошедшем, ни простить своего обидчика. Вполне возможно, что он, будучи наполовину итальянцем, способен на настоящую страсть, просто не готов проявлять открыто свои чувства.

Нажав клавишу «ввод», он повернулся к Руби.

— Я укладываю Софию спать. Не хотите к ней заглянуть и пожелать ей спокойной ночи? Она о вас спрашивала.

Он поднялся, и его стул скрипнул.

Сложив перед собой руки, Руби прокашлялась.

— Мне нужно кое-что вам сказать. — Она глубоко вдохнула и выдохнула: — Я бы хотела извиниться перед вами за то, что сказала раньше. Я не хотела лезть не в свое дело.

К ее удивлению, выражение его лица немного смягчилось.

— Извинения приняты.

Он сделал шаг в сторону двери, и Руби, не подумав, правильно делает или нет, снова заговорила:

— Я знаю, что это такое. Мои отношения с отцом всегда были сложными, но я делаю вид, будто мне на это наплевать. После стольких лет это не должно иметь значения, но имеет.

Она понимала, что Максу не было до нее никакого дела, но не могла остановиться.

— Я… я просто хотела сказать, что больше не буду высказываться насчет вашей семьи и впредь постараюсь не выходить за пределы своих профессиональных обязанностей.

Кивнув, Макс посмотрел на дверь:

— Я пойду к Софии, пока она не уснула.

Не сказав больше ни слова, он вышел в коридор, а Руби прислонилась к стене и подняла глаза. Только сейчас она заметила, что нарисованные на потолке херувимы танцуют и играют на флейтах и арфах. Почему-то у нее создалось ощущение, будто они над ней смеются.

Из всех комнат в доме своей матери Макс больше всего ненавидел столовую. Большинство людей, заходя в нее, теряли на время дар речи, а потом издавали восторженные восклицания.

Очевидно, его прадед был человеком эксцентричным, раз нанял художника, чтобы тот расписал комнату так, чтобы она походила на руины средневекового замка в лесу. Вокруг дверного проема и камина вились нарисованные лианы. В нижней части стен были изображены каменные блоки с неровными краями, покрытыми мхом, над ними — стволы деревьев, за которыми виднелись поля. На ветках деревьев сидели птицы, а потолок над столом украшало бледно-желтое солнце.

Стол занимал совсем небольшую часть пространства, несмотря на то что был рассчитан на двенадцать персон. Во главе стола сидела мать Макса, а они с Руби по обе стороны от нее. Макс не собирался надолго здесь задерживаться. В библиотеке его ждут чертежи, и он вернется к ним сразу после ужина.

— Мои предки были богатыми купцами. Они жили здесь в Венеции в течение пятисот лет, — сказала его мать Руби, когда они ели главное блюдо. — Сейчас я скромно живу в одной части дома, а остальные сдаю в аренду.

При слове «скромно» глаза Руби расширились. Не обращая внимания на ее реакцию, его мать начала рассказывать ей историю своего рода. Макс сосредоточился на еде. Он тысячу раз слышал эти россказни, и с каждым разом они все меньше походили на правду.

Закончив свой монолог, Фина переключила внимание на Руби, которая до сих пор слушала ее с восторгом на лице.

— Скажите, Руби, почему вы решили стать няней?

Прежде чем ответить, Руби бросила взгляд на Макса:

— Ваш сын предложил мне работу, и я согласилась.