Ирина Хохлова - Возвращение любви

— Отчего же? Понимаю. Но ты всегда находишь самое подходящее время поговорить о подобных вещах.

— Я боюсь, потому спешу сказать.

— Чего ты боишься?

— Иногда, когда у нас все особенно хорошо, мне кажется, что я могу растаять от счастья, как мороженое от тепла.

— Я тебе растаю! — шутливо пригрозил он.

В автобусе было тесно, народу набилось столько, что становилось боязно — вот-вот колеса лопнут и все четыре враз.

«Если заклинит двери, мы так и останемся в этой железной коробке, как кильки в консервной банке, — подумала Елена. — Терпеть не могу тесноты. А каково тем, кто стоит в проходе! Молодец все-таки Валера, а то я бы не выдержала. И вообще, он молодец. С ним спокойно».

Автобус шел по улицам Лабытнанги без остановок: все ехали до пристани.

Сидевший за Еленой и Валерием мужчина сказал соседу, что речной трамвай отходит через час. Но многие, видимо, этого не знали. Или в природе людей спешить в пути: опять устроили несусветную толчею.

После гнетущей тесноты и людского гомона поразительной показалась обская ширь, когда теплоходик, названный «речным трамваем», вырвался из протоки и закачался на волнах.

Противоположный высокий берег казался синим — так был далек. Огромное водное пространство жило своей, далекой от мелких людских забот жизнью. Равномерно вздымались волны, пенились и плескались. Теплоходик казался щепкой, досадной помехой для этих волн; он норовил проскочить мимо, выбирая путь между валами.

Речной плес оказался так велик, что не было видно берегов, река сливалась с небом. Там, севернее, начиналась Обская губа, а еще дальше — простиралось Карское море.

— Дух захватывает, — сказал Валерий.

Они сидели в верхнем переднем салоне и через широкие окна видели весь речной простор.

— Как на другой планете, — снова проговорил Валерий. — Нет, не хочу.

— А почему? — заглянула Елена ему в лицо. — Я же с тобой. Что тебе еще надо?

— Всего не перечислить.

Какой женщине понравится, если для любимого человека существует еще что-то важное, кроме нее? Да нет такой женщины. Ищите днем с фонарем по Африке и Австралии, в Европе и Азии, на севере и на юге — не найдете, потому что женщина тем и сильна, что уверена: она, только она, и есть то, что нужно мужчине.

— Перечисляй, я не обижусь, — сказала Елена, невольно хмурясь.

— Не хочу произносить громкие слова.

— А ты попробуй.

— Могилы отцов и дедов, например. Мой народ. Его обычаи. Культура. Друзья, живые и погибшие.

Она положила голову ему на плечо. На них смотрели соседи, но ей было наплевать.

— И мне не надо другой планеты, — вздохнула Елена и вдруг резко выпрямилась. — Погоди! Как ты сказал? «Друзья, живые и погибшие». У тебя есть погибшие друзья?

Он кивнул:

— Одного ты знала. Олега помнишь?

— Конечно. Ты же говорил, что его перевели в другую часть.

— Не хотел тебя расстраивать. Теперь, по прошествии времени, можно сказать. Помянешь добрым словом, ему будет легче.

— Валера, где это было?

— На Кавказе.

— Может, наше счастье, что ты уже не в армии?

— Не хочу об этом.

— Прости, прости. Дура я беспросветная. А много ли возьмешь с дуры.

В ее голосе дрожала слеза. Она замолчала и сидела притихшая, задумчивая, печальная. Ей казалось, Валерий никогда прежде не был таким родным, таким близким. Она благодарила огромное небо и великую реку, что они — а это именно они! — помогли ей понять, помогли разобраться в огромности того чувства, которое она питала к мужу. Она самая счастливая женщина, потому что любит. И если бы в жизни были только эти минуты, она и тогда была бы благодарна судьбе.

Потом Елена не раз будет вспоминать эту поездку и эти разговоры, которые обретут особый смысл и особое значение.

Теплоходик, одолев Обь, с явным облегчением свернул в Полуй. Защищенный от северного ветра крутыми берегами, Полуй был спокоен. Город Салехард начинался с одноэтажных деревянных домишек, потом пошли двухэтажные барачного типа строения. Вдоль берега теснились разномастные катера и небольшие сухогрузы, на рейде стояли большие лихтеры, или, как тут их называли, — самоходки. Пристань выскочила из-за поворота неожиданно. Большой дебаркадер — пестро окрашенный терем на железной барже — был соединен широкими мостками с берегом, и длинная лестница в несколько маршей вела на вершину горы, где стояло вокзальное здание.

Теплоходик доверчиво прильнул к дебаркадеру. Бойкий низкорослый мужичок подал сходни, и пассажиры потянулись на берег, опять же торопясь и мешая друг другу.

Поднявшись на гору, Елена и Валерий узнали в зале ожидания, что «Метеор» будет завтра утром; им еще километров триста предстояло плыть вверх по реке. Валерий попросил ее посидеть, а сам ринулся в разведку и, вернувшись, с удовольствием доложил, что оплатил два места в комнатах отдыха, что находились в этом же здании, но на втором этаже.

— Отдельных номеров, естественно, нет, — сказал он. Тебе придется спать на женской половине, а я заглянул в мужскую комнату — двенадцать кроватей.

— Я не пойду. Выражаю протест.

Он пожал плечами и сел рядом.

— Обычные казарменные условия. Ты, конечно, привыкла к пятизвездочным отелям.

— Еще бы! С видом на Средиземное море. Но я протестую не поэтому.

— А по какому тогда поводу?

— Потому, милый, что не хочу расставаться с тобой. Спрячь квитанции. Мы прошлую ночь плохо спали. Давай сделаем так: сейчас выспимся, а ночью пойдем бродить по городу. Мы с тобой никогда не гуляли в белую ночь.

— Предложение принимается. Но перед сном не дурно было бы подкрепиться.

Они перекусили в столовой, которую обнаружили с тыльной стороны здания, и расстались. Валерий оценил дальновидность жены: пока другие постояльцы бегали по городу, улаживая какие-то дела, можно было на славу обосноваться.

Елене казалось, что она не уснет, так велико было радостное возбуждение, но едва забралась под одеяло и свернулась калачиком, как тут же провалилась в сон.

Ей приснилось нечто ужасное. Какая-то прямая дорога… Черный небосклон впереди. Там сверкают молнии… Там очень страшно… А Валерий бежит туда… Елена понимает, что если он добежит до горизонта, то непременно погибнет, и потому его надо остановить. Она кричит, зовет его, а он не слышит. Она уже выбивается из сил. Уже сорвала голос. Уже понимает, что его не остановить… И просыпается.

«Надо же такому привидеться», — думала она, открыв глаза. — Обычно кошмары снятся, когда тревожно на душе. А я спокойна. Я совершенно спокойна. Я удивительно спокойна. А как там Валера? Дали ему соседи отдохнуть? Уж эти мужчина! Какие-нибудь командировочные собрались, пьют водку, болтают глупости… Бедненький! Что я валяюсь? Там мучается Валера, а я тут блаженствую. О! Вот почему сон разбудил. Очень даже вещий сон!»