Написано слезою. Сборник рассказов - Илья Курдюков
В 12:00 мы начали накрывать стол. Не буду рассказывать, что на нём было, просто скажу, что он был довольно богато накрыт. К 12:30 мы закончили. Балаболов, как всегда, опоздал, мы уже не стали спрашивать его, почему он опять пришёл позже назначенного времени. Единственное, что заставляло его отчитываться, это выговоры председателя. Но в этот раз он даже не взглянул на Балаболова. Он просто молча смотрел в одну точку, не обращая внимания на разговоры наших «товарищей», на наши «манипуляции» для накрытия стола, на громкий гул, создаваемый всей нашей суетой. Он как будто спал.
Когда все уселись (я сел рядом с Надеждиным), председатель вдруг повернул голову в мою сторону и взглянул на меня. Мне показалось, что он хотел узнать, кто сел рядом. Ибо, наверное, он не только ничего не слышал, но и ничего не видел, пока мы накрывали стол. Он, как мне показалось, чуточку обрадовался, увидев рядом меня. Затем председатель осмотрелся и понял, что пора начинать. Он очнулся от своих мыслей и начал диалог тем, что сказал всем замолчать. Далее развязался диалог между всеми нами, где каждый говорил по очереди, мы уже ждали этого с нетерпением, ибо с началом диалога мы начинали чаепитие. После просьбы председателя замолчать Балаболов взял чайник и начал наливать себе чай. Мы много раз говорили ему, что это не по правилам этики, что нужно наливать сначала другим, а потом себе. Но ему, этому эгоисту, было всё равно.
Н: «Что ж, господа, давайте начнём наше очередное собрание по поводу НИУ. Итак, у нас с вами сегодня план таков: до 16 часов мы будем подводить итоги нашей с вами работы, пытаясь найти что-то упущенное. А после 16 нам нужно радушно принять гостя и внимательно выслушать его, законспектировать его слова по возможности. Я надеюсь, что этот день будет продуктивным».
Многие фразы Надеждин говорил на каждом заседании, мы уже привыкли к ним, и поэтому они уже не внушали нам надежды, а вот председателю… Он верил в лучшее, хотя понимал, что мы все в тупике, по крайней мере пока что.
Б: «Итоги, так итоги. Я так понимаю, товарищ Надеждин, нам нужно вспомнить все «жанры» и «типы» историй, которые есть. А точнее нам нужно найти тот «тип», которого ещё нет, а для этого нужно перебирать все имеющиеся, но не только в литературе, но ещё и в наших головах».
Н: «Да, товарищ Балаболов, вы правильно поставили нашу задачу на сегодня. Я попрошу вас помечать всё, что сможете вспомнить, и поправлять нас, если мы будем повторяться. Так же я попрошу вас следить за тем, чтобы ни один «жанр» или «тип» не улизнул мимо. Если вдруг кто-то из нас не скажет о нём».
Б: «Слушаю-с».
Сначала Балаболов налил всем чай (мы в это время все молчали, подготавливая мысли и слова), а потом начал дискуссию (мы пили чай в ходе беседы).
Б: «Ну что, товарищ Тихий, что вы скажете? Или за вас сегодня будет говорить гость?»
Балаболов иногда пытался шутить, но у него этого совсем не получалось, ибо шутки у него были глупые и тупые. А иногда он умудрялся своей шуткой оскорбить кого-то, за что Надеждин выгонял его. Председатель вообще относился к Балаболову строго, но в этот раз он как будто не обращал внимания на него.
Т: «Гость будет говорить, но не за меня, а за самого себя. Я за себя и сам могу, товарищ секретарь. Прошу вас отложить шуточки в сторону и записывать. Значит, нужно начать с глобальных тем, таких как любовные истории, коих очень много и коими уже мало кого удивишь. Истории про войну, которых ещё много нерассказанных, но уже уходящих из «тренда». Детективы, переездившие все преступления от и до. Исторические рассказы, повести и так далее. Их тоже много нерассказанных, но они уже наскучили и стали неинтересны народу. Различные пьесы, собирающие только интеллигенцию в свою аудиторию и никого более. Различного рода дневники, мемуары, автобиографии и так далее, далее, далее, которых тоже может быть ещё очень много разных, новых, но не уникальных, ибо у всех нас в жизни есть похожие моменты, уже изложенные на бумаге ещё давно, да и сами мы все похожи…»
Б: «Извините, что перебиваю, товарищ Тихий, но вы забываете упомянуть про истории «со слов», коих, как вы говорили, тоже есть много не рассказанных, но они все уже похожи на предыдущие, если хорошо «покопать». Тем более будет очень трудно искать людей, у которых есть не похожие ни на что истории. Но даже если вы их и найдёте, то всё равно окажется, что такая история уже была когда-то. Это вызовет у вас огорчение, и вы перестанете искать «индивидуумов» с “индивидуальными историями”».
После этой «выходки» председатель с укором взглянул на Балаболова, но тот сделал вид, что не заметил этого.
Я: «Давайте оставим тему «рассказов со слов» на потом, ибо вечером у нас будет шанс убедиться, правы вы, или нет, товарищ Балаболов. А пока не перебивайте нас и записывайте».
Б: «Всё как скажет председатель, товарищ Искалов».
Н: «Пишите, Балаболов, пишите, не забывайте нас поправлять. Тему, названную вами, не трогайте. Пока что».
Б: «Слушаюсь и повинуюсь».
Р: «Ваши слова напоминают мне о многочисленных историях о битвах на мечах, войнах кланов, глобальных сражениях в стиле средневековья, приключениях, поисках сокровищ, экспедициях и ещё…»
Б: «Записал! Товарищ Северов, а что у вас на уме?»
В этот раз я заметил, как Надеждин сжал руки в кулаки. Сделал он так, как я подозреваю, из-за Балаболова.
С: «Неприятно перебивать товарища Романова, но скажу, раз уж вы перебили его за меня. Есть очень много сказок, которые являются своеобразной фантастикой. А ещё можно наложить на любой жанр «эффект фантастики», и тогда это станут совершенно другие истории. Но, к сожалению, уже и этого очень много: фантастических историй. Только вот они ещё не все обузданы полностью, есть ещё что-то, что можно раскрутить».
Я: «Вы опять за своё, товарищ Северов. Ну, хорошо, пусть ваши слова будут нашим планом «Б». Возможно, вы думаете правильно. Только вот нужно найти эти самые «необузданные истории…»
Б: «Могу предложить инструкцию для поиска!»
На этот раз председатель не выдержал и крикнул на Балаболова.
Н: «Товарищ Балаболов! А что вы можете сказать, что мы упустили? Я вас внимательно слушаю! Говорите и записывайте!»
Б: «Вы не назвали самого элементарного, господа: есть уже очень
