Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник - Евгения Смирнова
– Сынок! – раздалось у Милы за спиной, и девушка обернулась. – Мы с дядей уже заждались тебя! Дай обниму своего Вассо, дай расцелую своего мальчика.
С этими словами маленькая кареглазая женщина в цветастом платке, завязанном на затылки в затейливый узел, из-под которого выбивались черные мягкие пряди, пышной юбке и светлой блузке с невероятными воланами, взяла, наклонившегося к ней Ивана за плечи, и расцеловала в обе щеки, а затем крепко обняла.
– Как же мы переживали с дядей, как бы чего не вышло, – женщина отстранилась от Ивана и внимательно посмотрела на Милу. – А это и есть твой друг?
– Знакомься тетя, это Мила, – он слегка подтолкнул девушку вперед. – Мила, а это самая добрая женщина на свете – тетя Софико!
– Ой, подлиза же ты мой, – заулыбалась Софико, и снова потрепала Ивана по щеке.
– Здравствуйте, – отчего-то оробела Мила.
– Нет, тетя, мы не коллеги, – быстро ответил Иван, – я тебе потом все объясню.
– Хорошо, а то я по этой твоей адской игрушки нечего не разобрала.
– Адская игрушка – это планшет, – громко прошептал Иван, и подмигнул Миле.
– Планшеты ваши – мланшеты, хажиты всякие там, – заворчала Софико, – это пусть Вано разбирается, а ты давай друга своего в комнату веди, устали, поди, с дороги. Вещи оставляйте и за стол, я вам пирогов напекла, как ты любишь. Там глядишь, и Вано появится.
– А где он?
– Да у Арика беда, сынок, в доме, он к нему пошел, ты уж не серчай, что не встретил он вас, не смог, а машину я вижу ты нашел, где дядя оставил.
– А что за беда? – вырвалось у Милы. – Извините.
– Все потом, дочка, потом.
Мила почувствовала, что Иван крепко сжал ее руку, и потянул в дом.
– Пойдем.
Небольшой с виду домик, внутри оказался просторным, хорошо обставленным, и не лишенным современной техники. Комната Милы располагалась на втором этаже – небольшая девичья светелка – так назвала ее девушка, едва переступив порог. Воздушная тюль и легкие ситцевые шторки в мелкий цветочек, небольшая кровать с белой резной спинкой и горкой пуховых подушек под кружевной накидкой. Трюмо с круглым зеркалом, букет голубеньких цветов в стеклянной вазе, шкаф, с зеркалом в пол, у окна два уютных мягких кресла, между которыми стоял крошечный стеклянный столик с набором кофейных чашек на двоих.
– Ванная комната направо по коридору, моя комната напротив, если что стучи три раза, а то не пущу, – Иван натянуто улыбнулся.
Ему не хотелось шутить и улыбаться, а еще ему очень хотелось поскорее уйти. Мила поняла это, и толкнула его в плечо.
– Я девочка взрослая, дорогу к унитазу сама найду, так что если не желаешь увидеть меня в неглиже, то проваливай сейчас же.
– Боже упаси, – Иван вздернул руки, – когда будешь готова, спускайся вниз, тетя тебя покормит, – сказал Иван, закрывая за собой дверь.
«Значит со мной есть ты не собираешься? Что же все-таки и с кем случилось?»
5.
Маша аккуратно положила на натертый до блеска серебряный поднос ажурную салфетку и поставила две маленькие чашечки с ароматным кофе, добавила небольшую вазочку со свежим печеньем, и подумала, что Лилия Нежина, которая сейчас вот так просто сидит на диванчике в кабинете Вадима и ждет Машин кофе, просто не может есть печенье и пить капучино. Почему-то девушке казалось, что красавица-актриса обязательно должна пить только зеленый чай и есть крошечные булочки из неочищенных злаков, а по утрам выпивать стакан родниковой воды, привезенной, скажем, из источника в какой-нибудь там Швейцарии, или откуда там богачам и знаменитостям доставляют воду. На обед есть салат из рукколы, на ужин – омаров, и при всем этом изъясняться с прислугой на французском. Ах, да, еще она должна томно улыбаться и многозначительно вздыхать.
– Вот пожалуйста, – Маша осторожно поставила поднос на дорогущий столик у дивана, кажется заказанный Вадимом в Италии, и заставлявший Марию нервничать, когда ей приходилось приносить клиентам напитки.
– Пахнет просто потрясающе.
Лилия Нежина, как-то по-свойски закатала рукава на молочном кардигане и потянулась за чашечкой. Она с наслаждением сделала глоток и взяла печенье, запоздало спросив:
– Можно?
– Конечно, – Маша немного расслабилась и присела рядом с гостей, – это мое фирменное, по бабушкиному рецепту, угощайтесь.
– Я всегда завидовала женщинам, которые хорошо готовят, а вот я способна только на омлет, правда говорят, что он у меня выходит весьма неплохо, – Лилия приветливо улыбнулась, – с вами так хорошо, Маша. Кажется, что вы обязательно сможете меня понять.
Маша увидела, как с последней фразой Лиля снова напряглась.
– Лиля, вы не беспокойтесь, все, что вы скажете мне здесь и сейчас, останется межу нами. Разумеется, вы можете прийти позже, когда будет принимать Вадим Андреевич.
– Нет, я хочу рассказать вам, сейчас, а то, знаете, второй раз я могу и не решиться, – она смущено улыбнулась.
Маша поставила чашку на стол, и немного подалась навстречу гостье, как бы говоря, что она готова ее выслушать.
– Понимаете, Маша, я и моя семья люди не совсем обычные.
Маша слегка кивнула.
– Я не знаю, слышали ли вы, но около месяца назад мне сделали предложение.
Как бы в подтверждение своих слов она покрутила на безымянном пальце правой руки золотое колечко с огромным прозрачным камнем, а потом, как показалось Маше, равнодушно отдернула руку.
– Это было весьма помпезное событие, но родители, кажется, остались довольны.
Лиля снова сделала большой глоток и даже слегка зажмурилась.
– Как я уже говорила, мои родители не совсем обычные люди. Вот, к примеру, в нашем доме мне не позволено было бы закатать рукава на кофте, или, скажем, пить сладкий капучино, как сказала бы мама – «Ты хочешь превратиться в слон?» Я иногда думаю, а если бы природа сыграла со мной злую шутку, и я родилась бы страшненькой толстой девочкой, родители бы отказались от меня или нет?
Лиля как-то неестественно рассмеялась, но потом, словно опомнившись, сделала последний глоток полу остывшего кофе и поставила чашку на стол.
– Может еще? – Маша уже начала вставать, готовая кинуться в маленькую кухоньку.
– Нет, Маша, не сейчас. Так вот, на чем я остановилась? Ах, да, я родилась все-таки красивой девочкой, и мне было позволено остаться жить в семье, – Лиля вымученно улыбнулась. – Через несколько лет родился брат, чертовски милый и талантливый малыш, знаете, он в пять лет уже говорил на трех языках, в общем, весь мир родителей стал крутиться вокруг Дани. Но, а я, как и положено, строптивому подростку начала бунтовать и в результате в семнадцать лет оказалась в лечебнице для душевнобольных в Германии.
Маша ахнула и прикрыла рот рукой. Разве может быть, чтобы невероятная Лилия Нежина – умная, красивая, безусловно талантливая актриса – была душевнобольной?
– Можно я закурю?
– Курите, я потом проветрю, – Маша пододвинула к Лиле пустую чашку, предлагая ее вместо пепельницы.
– А вы? – Лилия достала сигареты из маленькой
