В ловушке с врагом (СИ) - Самовар Захар
Да, было грубо, но у меня были основания так говорить. Очень и очень обидно наблюдать, как родная мать выбрасывает твое детство в мусорное ведро, чтобы какому-то пришельцу было комфортнее. Стало еще хуже, когда на своей щеке я почувствовала жгучий шлепок.
— Он рано остался без мамы. Мальчик практически рос в одиночестве, — начала объяснять мне мать. — Отец пропадал на работе. Разве так плохо, что я хочу дать ему материнскую любовь, которой он был лишен.
— Ты перегибаешь, — ответила на это я. — Я может тоже отцовской любви была лишена, так что-то Петр Игнатович не вьется вокруг меня, словно заведенный.
— Ты на что намекаешь?
— На то, что даже если твой любименький Игнатушка меня изнасилует, ты все равно меня обвинишь, — выпалила я и тут же об этом пожалела.
— Что у вас тут происходить? — спросил пришедший на шум Петр Игнатович.
— Ты что вообще несешь такое? Не стыдно тебе выдумывать такое? — разозлилась мать пуще прежнего.
— Вот видишь, я просто предположила, а ты уже поскакала защищать и кого? Человека, которого знаешь всего-навсего год.
— Знаешь что, иди в свою комнату, ты наказана, — сказала мать.
— Так остыньте! — попросил Петр Игнатович.
— Да пошли вы все, — прошипела я и ушла.
Уткнувшись лицом в подушку, я пыталась сдержать слезы, полагая, что эти люди моих слез не достойны. Было невыносимо обидно от того, что родная мать с улыбкой создает другую семью, оставляя свою родную кровь на обочине. Будто она хотела забыть все, что было связано с моим отцом. Будто я стала для нее тяжелым якорем, которой и не скинуть и не поднять. Мне даже подумалось, что она бы с удовольствием сдала бы меня в детский дом, будь я младше.
«Конечно, я учусь хуже него, я не покладистая и ленюсь порой, влипаю в неприятности, но, по крайней мере, я стараюсь быть честной», — думала я.- «А этот что? Что она там сказала? Без мамы рос? И что он поэтому решил мою забрать?»
Я преисполнилась желанием разбить ему об голову что-нибудь тяжелое и бить и бить до тех пор, пока мне не станет легче. Мне не хотелось видеть этих людей. Казалось, будто и моя мать и его отец все знали и просто смеялись за моей спиной. Смеялись и писали сценарии для очередных выходок Игната.
Психанув, я вытащила из шкафа сумки и начала собирать вещи. Минут через двадцать я снова завалилась на кровать и заревела. Идти мне было некуда. И самое страшное, что мне некому было об этом рассказать.
В дверь моей комнаты постучали.
— Можно войти, — послышался голос Петра Игнатовича.
— Да, — ответила я и вытерла слезы.
Он вошел и неловко подошел к кровати.
— Что он сделал? — спросил Петр Игнатович.
— Кто?
— Игнат.
Я испугалась.
«Неужели он сопоставил в своей голове все, что видел и слышал и, наконец, догадался», — подумала я, но ответила, что Игнат ничего не сделал.
— Точно? — поспешил убедиться он.
— Да что он мог сделать? — наигранно рассмеялась я.
— Ребенка, например, — сказал он и задумался.
— Вы чего это такое говорите? — испугалась я, и голос мой сорвался.
— А? Да сегодня узнал, что его бывшая девушка чуть не забеременела. Знаешь, я с ним с детства вел просветительские беседы, но он все равно продолжает совершать ошибки.
— А я здесь причем? — попыталась я увести от себя подозрения.
— Да нет, Анечка, — поспешил он меня успокоить. — Это я к тому, что человек он взрослый и выкинуть может всякое. Потому и спрашиваю, не обидел ли он тебя чем-то?
— Да нет, Петр Игнатович, все хорошо. Он же хороший.
— Хороший, говоришь? — удивился мужчина. — Значит, точно чем-то обидел, не просто же так ты на него злишься.
— Не заморачивайтесь, Петр Игнатович.
— Ладно-ладно, Анечка. Только если что, сразу мне говори. Хорошо?
Я одобрительно качнула головой.
— Обещаешь?
- Я подумаю над этим, — ответила я.
Отчим рассмеялся.
— И на маму не обижайся, пожалуйста, я с ней поговорил, рассказал, что в детстве сынок был той еще занозой, временами, конечно, и вполне мог тебя чем-то задеть. Она, как мне показалось, успокоилась. Только вот ты же ее знаешь, извиняться первой она не пойдет — Львица!
— Ведьма, — усмехнулась я.
— Ну что ты так?
— А я ее дочь, так что я и себя укусила тоже.
Петр Игнатович скромно улыбнулся.
— Значит, мир?
— Я постараюсь сдерживать себя, — пообещала я. Честное слово, от такого обходительного отношения я обомлела и была готова даже припасть к материнским ножкам и взмолить о прощении. Но как только отчим покинул мою комнату, это желание ушло вместе с ним.
Следующим днем я с самого рассвета занялась уборкой и к маминому возвращению комната Игната уже блестела чистотой. Не то, чтобы я хотела ему угодить, просто это был единственный способ притупить дурные мысли и желание сжечь собственный дом или хотя бы каждую вещь, к которой он прикасался.
После всего, что я ему сказала, он мне даже не позвонил. Да, конечно, я сама потребовала, чтобы он держался от меня подальше, но извинения я готова была принять.
Мама оглядела мою работу, после качнула головой и ничего не сказав, отправилась на кухню. Я лишь тяжело вздохнула. Такая игра в молчанку могла длиться несколько дней, пока вдруг не случиться что-то такое, чем ей срочно нужно будет поделиться. Так всегда было. Но раньше, такое ее поведение задевало меня меньше.
Через час-полтора, когда я уже закончила с Игнатовой норой и перебралась в свою. Мама вошла в комнату и позвала меня на ужин. Я с превеликим удовольствием захлопнула ноутбук, в котором остался открытым документ с планом курсовой работы, которую я должна была защитить еще в прошлом семестре и потопала туда, куда было велено.
На столе меня ждал вкуснейший борщ с чесночными пампушками. Я была так рада, что в благодарность повисла у мамы на шее. Я с детства обожала пампушки, если припомнить, то она не готовила их больше года, а у меня у самой руки как-то не доходили. Да и вообще, у мамы всегда вкуснее!
Как только я приземлила свой попец, раздался звонок. Мама радостно подскочила с места.
— Как раз вовремя, — сказала она.
— С возвращением, Петр Игнатович, — выкрикнула я из-за стола, и принялась дуть на наполненную до краев ложечку. В следующую секунду ложечка вывалилась у меня из руки. Красные брызги разлетелись в разные стороны.
— А со мной поздороваться, — сказал Игнат.
— Ну, ты чего, как поросенок? — прошипела мама. — Я а борщик приготовила, — улыбнулась она Игнату.
Тот радостно потер ладоши.
— Тогда я побежал мыть руки, — сказал он.
— Давай скорей, пока не остыл.
На кухню пошел Петр Игнатович.
— Простите, я не голодна, — сказала я и поднялась из-за стола.
— Ты это чего? — удивилась мама. — Я для кого готовила-то?
— Едаков хватает. У меня аппетита нет.
— А со стола кто убирать будет?
— Сынок уберет, — ответила я, и пошла в комнату.
В коридоре столкнулась с Игнатом, тот прошел мимо, будто мы были незнакомы.
Глава 6. ч.1
Утро следующего дня я встретила в обнимку с учебником. Абсолютно ничего не понимая, я жадно поглощала информацию по одному из долговых предметов.
Документ с курсовой работой так и оставался пустым и бесячим, так как он почему-то сразу попадался мне на глаза, стоило мне зайти на рабочий стол ноутбука.
Я проснулась где-то около шести утра и пока все наслаждались последними минутами сна, успела стащить из холодильника кое-какую еду, чтобы весь оставшийся день делать вид, что объявила голодовку.
Игнат лежал через стенку. Хотя, не факт, что он лежал. Может, он, как мышь летучая висел на люстре вниз башкой, вампирюга проклятущий.
Каждая клеточка моего тела была напряжена. Мой обидчик похрапывал в соседней комнате, моя мать водрузила на него корону, а мой дом в считанные дни перестал быть моим. Теперь он чужой. Складывалось ощущение, будто меня приютили в обмен на что-то, и отныне я стала обязана стелиться мягкой скатертью под каждого жильца. Все, что я считала своим по праву рождения, вдруг перестало мне принадлежать.
