Бывший 2. Роди мне сына (СИ) - Коваль Лина
Мы больше не вместе и те обстоятельства, в которые попали… Нет, нет и нет. Горько вздохнув, опускаю голову.
Хватит, Вера.
Ты взрослый человек, и больше никогда не будешь винить обстоятельства. Ни за что. Но и себя упрекать не позволишь.
Я никому не желала зла, видит Бог. Смерти точно не хотела. В тот вечер была раздавленной, побитой, жалкой... Но не мстительной, незлой.
Даже совершив предательство, каждую ночь я искренне оплакивала душу человека, сидящего по левую руку от меня. Потому что не собираюсь его ненавидеть, и надо донести это до него…
Смотрю в окно и по привычке поглаживаю низ живота.
Когда снег растает, когда вырастет зеленая, сочная трава, а яркое летнее солнце устанет нагревать землю, мы встретимся с тобой, малыш. Очень не хочу быть мамой, которая злится, ненавидит и мстит.
Я буду другой.
Там под пальцами, я чувствую любовь… Это было глубокое, полноценное чувство, которое я вырвала вместе с клеем из сердца и перенесла, не обронив ни кусочка… К тебе, мой маленький.
"Поговорите с близкими и скажите, как сильно вы их любите! С вами была я, Вера Стоянова, телерепортер и ведущая, которой всегда есть что сказать…"
Эту подводку я ежедневно повторяла в микрофон. Дни превращались в месяцы, месяцы перетекали в года…
Зимой, весной, летом, осенью.
Снова и снова произносила, что мне «есть, что сказать».
Только…
Только вот того, «кому» это сказать, никогда не было…
С мамой ещё до болезни перестала делиться, с Адрианом… Думаю, всему виной разные менталитеты. С ним просто не получается быть искренней.
Зато я так мастерски научилась не чувствовать одиночества, что сама поверила. Даже профессиональные психологи не видели причин для терапии.
А мой малыш ещё совсем кнопка. Всего пять сантиметров там, внутри. Таких важных. Благодаря которым я уже столько про себя поняла и приняла. Осознала.
Украдкой поглядываю на Андрея. На сосредоточенное лицо падает теплый рассеивающийся свет, плечи напряжены, руки тоже.
Незаметно качаю головой и снова смотрю в окно на мимо пролетающие деревья, ночные стоянки и придорожные кафе.
Как мантру про себя повторяю.
Я есть любовь. Я есть прозрачный сосуд. Безнадежно хрупкий у основания, но с «закаленными» стенками. Да... Этот сосуд огранён, наполнен и омыт собственными слезами, но я не буду мелочной.
Я буду милосердной. Потому что эти зима, весна и лето последние, когда мне есть что сказать, но, черт возьми, не кому. Видит бог, они последние.
– Давай поговорим, – обращаюсь к Адриану. – Пожалуйста.
Он отрывает задумчивый взгляд от лобового стекла, будто тоже размышлял всю дорогу.
Медленно выключает звук. Тишина малость разъедает мою откуда-то взявшуюся решимость...
– Ты… правда будешь мне мстить? – спрашиваю, забывая о талантах интервьюера.
Не хочу юлить и строить догадки, пытаться выведать правду. От отца своего ребенка я намереваюсь получить её легально.
– Я похож на человека, который будет мстить женщине?
– Не отвечай, пожалуйста, вопросом на вопрос. Так не пойдет. Хочется рассчитывать на честный разговор, а не на флирт. Флирта я больше не хочу. Оставь это для других.
Макрис коротко кивает.
– Я не собираюсь тебе мстить, Вера.
– Пока я беременна? – настораживаюсь.
– Я, – выделяет. – Не собираюсь тебе мстить. И это не зависит от того, есть ли в тебе мой ребенок.
– Ты говорил, что посмотришь, хмм... что со мной делать. После того, как ребенок родится, – напоминаю. – Меня это беспокоит. Очень.
Адриан растирает подбородок и склоняет голову набок, сжимает руль.
– Я был зол, Вера.
– А сейчас?
– Меньше, – грубовато произносит.
Киваю.
Хоть что-то.
– Почему ты спрашиваешь про месть, Вера? – настораживается. – Тебе кто-то угрожает.
– Нет, – округляю глаза. – Кому я нужна…
Подумав около минуты, продолжаю:
– Я просто вся как на иголках. Ты пришел ко мне домой. Обзывался, угрожал, издевался.
– Не преувеличивай.
– Нет, Адриан. Ты… пугаешь меня. Я всё время словно в ожидании удара, – чувствую, что против воли вот-вот расплачусь. – Не могу спокойно жить, работать.
Мотаю головой.
Макрис молча слушает. Разве что дыхание становится тяжелее.
– Я всего лишь женщина, – вспыхиваю. – И я устала держать щит… Хочу просто жить, нормально работать, уйти в декрет, спокойно родить. Всегда считала себя ненормальной, исключительной, но сейчас… мне впервые хочется быть обычной. Обычной беременной женщиной.
Придерживаю подбородок рукой и отворачиваюсь к окну, потому что понимаю, что в моих глазах отчетливо блестят слезы. Вскрыть карты нелегко, но я верю, что это пойдет на пользу.
– Услышал, Вера, – произносит Адриан ровно. – Прекращай...
Чувствую себя заведенной, поэтому просто не могу остановиться. Продолжаю:
– Я перед тобой не верчу хвостом. Было и прошло, Андрей. Было. И прошло. При этом не изображаю твою непричастность к своей беременности, не унижаю тебя признаниями, что ребенок от другого мужчины или что там ещё обычно в нашем случае бывает…
– Я это оценил. Хотя не скажу, что не ждал.
– В первую очередь это было бы нечестно по отношению к нему…
Замечаю, как Макрис кривит губами, и поспешно добавляю:
– … или к ней.
– Это сын, Вера, – тихо сообщает мне. – Вот увидишь.
Коротким взглядом мажет по моему животу, который я тут же прикрываю ладонью и отвечаю:
– Мне это совершенно неважно…
Следующие пять минут снова проводим каждый в своих мыслях.
– У меня тоже есть кое-какие пожелания, – произносит он, когда мы наконец-то заезжаем в город.
– Ладно.
– Будут такие ситуации, когда я просто буду сообщать, как именно надо поступить.
– В смысле?..
– Это будет происходить по одной лишь причине, что я знаю чуть больше. И мой мозг не взрывают гормоны. Я говорю – ты делаешь.
– Но…
– Я говорю – ты делаешь, Вера, – снова спокойно произносит. – Никаких тайн, недомолвок или поездок без моего ведома… Ты свободна. Можешь делать что пожелаешь, но просто сообщай где именно, хорошо? Степан будет рядом, я с ним свяжусь.
Адриан, не отрывая взгляда от дороги, склоняется, спокойно чуть сдвигает мои колени и извлекает из бардачка бумаги.
Холодное равнодушие ко мне, как к женщине, такое явное. Можно было бы уже привыкнуть, но я никак не могу…
– Это документы на дом, в котором ты жила перед тем, когда все произошло. Я не считаю твою квартиру плохой, но о безопасности речи не идет.
– Но… – вздыхаю, когда мы сталкиваемся горящими взглядами. – Хорошо. "Ты говоришь – я делаю". Я попробую.
– Мы попробуем...
Озираюсь по сторонам, понимая, что местность незнакомая. Несколько двухэтажных зданий выстроены по периметру небольшой, вычищенной от снега площадки.
– Где это мы?..
– Это стационар клиники моего друга. Той самой, в которую ты отправила меня с хомяком.
Морщусь, вспоминая разговор с Георгием. Буду знать, что язык у него, как помело.
– Андрей…
– Всё будет хорошо, Вера. Просто хочу, чтобы тебя осмотрели, – произносит он монотонно. – Здесь отличные специалисты.
– Но у меня есть свой, – настаиваю.
Адриан не отвечает. Выбирается из машины и, открыв заднюю дверь, извлекает пальто. Накидывает его на плечи.
Вздрагиваю, когда помогает мне выбраться, и порыв ветра неожиданно раскидывает мои волосы по плечам.
Чувствую, как пальцы Макриса мягко обхватывают мой локоть. Быстро добираемся до крыльца с вывеской «Афина». Волнуюсь.
– Расслабься, Вера. Ни о чем не думай и получай удовольствие, – советует Адриан, склоняясь над моим ухом.
Закатываю глаза и, пытаясь не прихрамывать, ворчу под нос:
– Расслабься?.. Сразу видно, что в гинекологическом кресле ты ни разу не был…
Глава 15.
Адриан. Спустя две недели.
