Люси Гиллен - Крылья любви
— То есть ты не можешь на него нахвалиться, когда видишь, как он на меня злится! — отпарировал Джеральд. — Думаю, что это Грегори натравил его на меня.
— О, ничего подобного, — засмеялась она. Тем не менее ей было очень жаль Джеральда, потому что только его Пес терпеть не мог. — Может быть, он… ну, может быть, он просто тебя не любит.
— Я, черт возьми, не сомневаюсь, что не любит, — от всего сердца согласился с ней Джеральд. — И именно это очень странно, потому что обычно собаки очень хорошо ко мне относятся. Они меня любят.
— Ну что ж, — весело сказала Дерин, — нам просто придется постараться не оставлять тебя наедине с ним, вот и все.
Они сидели снаружи, в саду. Дерин за мольбертом пыталась изобразить вяхиря, а Джеральд развалился на траве возле нее, опираясь на локоть. Обычно она не любила работать в присутствии других людей, но было похоже на то, что Джеральд не собирается уходить, а она не могла надолго откладывать работу.
— Он бродит поблизости по ночам? — вдруг спросил Джеральд, и Дерин отвлеклась от работы. Она с любопытством посмотрела на Джеральда:
— Кто? О, ты имеешь в виду Пса. Не знаю. А что?
Он пожал плечами, вертя травинку между большим и указательным пальцами.
— Просто поинтересовался, вот и все. Я собирался попросить тебя попробовать сделать для меня пару снимков той совы, о которой ты мне рассказывала. Если бы ты была не против, я пошел бы с тобой. Но когда рядом бродит собака Баскервилей, я не уверен, что это очень хорошая мысль.
— Он не обидел бы меня.
Джеральд скорчил гримасу:
— Я не думал о тебе. Он в мгновение ока разорвал бы на куски меня.
Она засмеялась, заметив, что он смотрит на нее с упреком.
— В таком случае тебе лучше позволить мне пойти одной, — сказала она.
— По-моему, это тоже не очень хорошая мысль, — нахмурившись, возразил он. — Мне не понравится, если ты будешь одна бродить по ночному лесу.
— Какой это лес! Просто несколько деревьев у реки, а сейчас полнолуние, так что у меня было бы хорошее освещение.
— Но луна восходит только после полуночи, — не унимался Джеральд. — И даже если бы она взошла пораньше, я не хотел бы, чтобы ты ушла одна, Дерин.
Дерин не понравилось, что его слова звучат так покровительственно, и она нахмурилась, упрямо сжав губы.
— Я бы хотела, чтобы ты перестал со мной обращаться так, как будто я какой-нибудь слабый инвалид, — сообщила она ему. — Если тебе для книги нужна фотография совы, тогда я постараюсь сделать ее. Ты знаешь, что я вполне способна постоять за себя, а в этом уединенном уголке вряд ли встретишь каких-нибудь опасных личностей, особенно по ночам.
— Думаю, что одна такая личность находится как раз рядом с твоим домом, — прямо заявил Джеральд, и она засмеялась.
— О, какой ты глупый! Во всяком случае, он все равно будет в летнем домике и даже не узнает, что я куда-то ходила ночью.
— Пока этот несносный пес не даст ему знать.
— О, да перестань же беспокоиться! — Дерин раздраженно посмотрела на него. Хотя она очень любила Джеральда, иногда ей очень хотелось его поколотить. Как, например, сейчас.
Он бросил на нее печальный взгляд.
— Извини, — наконец покорно вздохнул он. — Я забыл, что тебе не нравится, когда я из-за тебя беспокоюсь.
— Мне вообще не нравится, когда из-за меня беспокоятся, — отпарировала Дерин. — Я вполне способна сама о себе позаботиться.
Однако несколько часов спустя ей пришлось признать, что она уже не так сильно в этом уверена. Это произошло, когда в ту ночь, за час до полуночи, она вышла из коттеджа, взяв с собой все необходимое оборудование для ночных съемок и чувствуя себя в некотором роде взломщиком, который собирается приступить к делу.
До восхода луны, как сказал Джеральд, оставалось еще несколько часов, но она вполне сумеет управиться с осветительным прибором, а окрестности она уже успела изучить вполне неплохо. Если бы только Пес не выдал ее присутствия, когда она станет проходить мимо летнего домика, и если бы только любезно появилась сова!
Она осознала, что крадется на цыпочках, даже по траве, которая заглушает все звуки, и еле слышно хихикнула в темноте. Смешно, что она соблюдает такую осторожность, словно ей нельзя по ночам выходить из дома. Ведь не существует ровным счетом никаких причин, по которым ей нельзя пойти фотографировать сов на деревьях, если ей так хочется.
В окне летнего домика она едва заметила мягкое сияние масляной лампы, и на миг почувствовала угрызения совести при мысли о том, в каких условиях пришлось оказаться ее нежданному соседу. Но совесть почти сразу же перестала ее терзать, и она сказала себе, что решение проблемы зависит только от него. Если он настаивал на своем выборе, приехав в «Ллануэллон» на рыбалку, а также, как она недавно обнаружила, для занятий подводным плаванием с аквалангом, тогда он должен обходиться тем, что ему доступно.
Она обошла как можно дальше летний домик, но даже так не могла быть вполне уверенной в том, что внезапно не услышит громкого лая Пса. Однако он не появился, и она понадеялась, что, даже если он залает, его хозяин решит, что он так шумит исключительно потому, что почуял снаружи какое-то животное. Свет горел только в окне, так что дверь, очевидно, не открывали. Она осторожно открыла и закрыла сломанные ворота и вышла, с облегчением улыбнувшись.
Оказавшись под деревьями, поближе к реке, она к собственному смятению обнаружила, что обычная приветливая дневная прохлада сменилась темнотой, холодом и многочисленными странными звуками. Она прислушивалась, медленно проходя между деревьями, пытаясь определить источник некоторых звуков и надеясь, что сова довольно скоро обнаружит свое присутствие. Тогда она сможет сделать дело, вернуться домой и лечь спать.
Дерин призналась себе, что нервничает, но не потому, что рядом животные и птицы, из-за которых она слышит почти все эти шорохи, мягкие, загадочные, еле слышные звуки. Она испытывала древний страх человека перед ночью и перед чем-то неизвестным и невидимым, от чего хрустели ветки, и у нее по спине почему-то бегали мурашки, напрягалось все тело, а зубы впивались в губу.
Хрустнула еще одна ветка, на этот раз ближе к Дерин, у нее за спиной, и она обернулась от неожиданности, сбросив охватившее ее оцепенение. Ее сердце бешено колотилось в груди. Где-то в кустах зашуршало, Дерин снова оцепенела, тщетно стараясь разглядеть в мрачной темноте таинственного пришельца. Она судорожно вцепилась в сумку с оборудованием, ноги ее ослабели, она была не в состоянии сделать ни шага.
Потом до ее ушей донесся мягкий, тихий свист, и она услышала собственный вдох, резкий и шумный. Свист раздался снова, и она прикусила губу, чтобы удержаться от крика. Каждый ее нерв был напряжен так, что Дерин казалось, будто у нее под кожей — иголки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});