Лесси Скарелл - Замки на песке

Вместо этого Агнесс, под недоуменными взглядами коллег, взяла с подставки свой мобильный и принялась печатать эсэмэс-сообщение.

«Фройдис, привет, — уверенно набрала девушка. — Скинь мне номер господина Йорта. Он зачем-то нужен Свенду. Если не добуду номер, мне влетит».

Через несколько секунд от Фройдис пришел ответ. Она поверила сестре и без лишних расспросов прислала ей номер Улава. Еще бы! Ведь наша «девушка-фейерверк» считает, что Агнесс интересуется только своей работой. Списать все на шефа было отличной идеей!

Мысленно Агнесс послала Свенду воздушный поцелуй, сдобренный ехидной улыбочкой. Потом она сохранила номер Йорта в своем телефоне. Подумав, она поместила его в группу «Любимые». Вместо имени Агнесс поставила ласковое «Котик».

Теперь нужно было дождаться конца рабочего дня.

Исполнив свою задумку, Агнесс немного успокоилась, и решила все-таки приступить к своим обязанностям. Она стала просматривать письма, присланные на электронную почту двести два письма! Агнесс даже не поверила, увидев эту цифру. Господи, как же она раньше успевала читать всю эту корреспонденцию! Да еще такую скучную! Деньги, деньги, деньги — весь разговор только о деньгах. Кто-то ищет спонсора, кто-то предлагает свои услуги, кто-то соглашается, кто-то отказывается. И цифры, постоянно цифры! Как же они надоели!

Агнесс проработала в «Нибелунге» три года, оказавшись здесь сразу после института. Благодаря своей сообразительности, исполнительности и учтивости она быстро поднялась по служебной лестнице — и это было только начало! Агнесс метила в руководители, а Свенд как раз собирался расширяться и уже вел договоры о покупке разорившейся турфирмы «Гольфстрим». Шеф не скрывал своего намерения назначить Агнесс главой возрожденного «Гольфстрима». Надо лишь немного подождать. Нужно было время, чтобы сделка прошла с наибольшей выгодой для «Нибелунга».

Но Агнесс вдруг поняла, что она не хочет ждать. И не хочет быть начальницей. И вообще ничего не хочет, кроме одного: любить и быть любимой. Она поняла, что из-за этой работы, этих цифр, этих денег — о которых только и говорят и которые нельзя пощупать, — ее жизнь стала скучной и какой-то ненастоящей. Она ужаснулась, взглянув на себя со стороны. Сидит такая строгая и суровая, как уменьшенная копия Вещателя, и постоянно что-то считает! А этот пучок! А этот синий костюм! Боже, ведь этот цвет ассоциируется с «синим чулком»! То-то на нее никто не обращает внимания…

Агнесс чуть не расплакалась. Закрыв лицо руками, она просидела так около минуты. Но природное честолюбие взяло верх над сомнениями и комплексами.

«Ничего, — мысленно успокоила себя Агнесс. — Я всем докажу, что достойна любви! Улав Йорт будет моим! Во что бы то ни стало!»

Она решительно отняла руки от лица и увидела, что перед ней стоит Виржиния, секретарша Свенда, абсолютно флегматичная особа, похожая на замороженную рыбу.

— Господин Свенд обеспокоен вашим состоянием, — сухо произнесла та, холодно глядя на Агнесс. — Он настоятельно рекомендует вам пройти медосмотр.

Агнесс приподняла брови.

— Для этого господин Свенд разрешает вам взять лишний выходной. Завтра.

Агнесс покосилась на дверь начальника. Что ж, оказывается, Чревовещатель не такой уж черствый человек!

— Все затраты, естественно, за счет фирмы, — добавила Виржиния и медленно поплыла к кабинету начальника.

«Вот и отлично. А то что-то давно я не была у стоматолога, — подумала Агнесс. — К тому же… раз у меня выходной… — Она улыбнулась своим мыслям. — Быстренько обегу всех докторов, а потом позвоню Улаву и назначу ему свидание! Нечего ждать у моря погоды. Пора брать инициативу в свои руки».

8

Альф выскочил из дома злой и небритый. Черт бы побрал эту Сигурни! Сколько можно придираться? Ведь мелочь же! Подумаешь — встал поздно! Хотя это была лишь зацепка, чтобы снова, в который раз уже за эту неделю, выяснить отношения! Почему нельзя просто сесть и решить все проблемы? Почему у них все происходит через скандал?!

А ты сам-то? — зашептал внутри противный голосок. — Сам-то ты пробовал решать проблемы тихо и мирно?

Альф завел мотор машины и рванул с места так резко, что мелкий гравий брызнул из-под колес на зеленую лужайку.

— Заткнись, — прошептал Альф, сжимая мохнатый руль.

Разборки всегда начинаешь ты. Первый срываешься и начинаешь…

— Заткнись!!

Ты катишься в пропасть, Альф! Ты никому не нужен! Даже детям… Они боятся тебя, Альф! Боятся собственного…

— Заткнись, заткнись, заткнись!!! — заорал Альф, в ярости стуча по рулю.

Когда он пришел в себя, голос исчез. Альф дышал прерывисто и тяжело. Он смахнул выступившие на лбу капельки пота. Дрожащей рукой потянулся к бардачку, достал плоскую металлическую флягу, кое-как открутил крышечку и глотнул, другой рукой продолжая вести машину. Коньяк обжег горло и разлился внутри теплой волной. «Я что, схожу с ума?» Альф сделал еще пару глотков и, завинтив крышечку, сунул флягу на место. Вздохнул. «Нет, не схожу. Просто психую. Это все Сигурни! Сигурни во всем виновата!»

Он вспомнил ее глаза. Голубые-голубые, как летнее небо после дождя. У Альфа глаза тоже голубые, но ничего похожего на ее цвет. У него они сверкали мрачноватым блеском, и если в них долго всматриваться, то можно увидеть множество золотистых крапинок. Не одну женщину его глаза, только эти его глаза, свели с ума.

Ему было двадцать восемь, когда он впервые встретил малышку Сигурни. На выставке картин модного тогда французского художника Николя Тусье, в Осло. Уже в то время Альф был преуспевающим рисовальщиком комиксов, тогда же он лелеял мечту стать настоящим художником. Но до сих пор он всего лишь рисовальщик… Альф мрачно усмехнулся.

Десять лет назад он посещал все возможные выставки. Изучал, наблюдал, следил за новыми веяниями. И однажды увидел ее — Сигурни Лавранссон. Она стояла перед «Вечерним пейзажем» Николя Тусье и явно наслаждалась им. Джинсы обтягивали ее аппетитную попку, а яркая футболка едва выдерживала напор великолепного бюста.

Ах, эта ее грудь, которую он так любил!

Темные волосы свободно обрамляли милое личико. А какие глаза! Когда он увидел эти небесные глаза, то сразу захотел написать ее. Альф тогда подошел к ней, зная, что она не останется равнодушной к нему. Так и случилось.

Два года они просто встречались. За это время он написал ее портрет, который до сих пор считал одной из лучших своих работ. Он дарил ей цветы. А она дарила ему себя. Он мог часами наслаждаться ее телом, ее душой — ею. Это было счастливое время. Еще никогда его так не тянуло ни к одной женщине. Потом они поженились, через год родился Олаф. И что-то изменилось. Чувства словно поблекли. Альф стал заглядываться на других женщин, более того — спать с ними. Но не переносил, если кто-нибудь смотрел на Сигурни. Жуткая ревность захлестывала его всего. «Это мое, — думал он. — Только мое, и ничье больше».