Г. Де Растиньяк - Приключения нежной Амелии

Немногие пассажиры, находившиеся на борту грузовоза, уже давно свыклись с воплями, которые издавали под ударом каната толщиной в три пальца привязанные к мачте матросы. Только Эрнсту такие экзекуции казались просто непереносимыми. Ужасающие крики извивающихся под ударами кнута людей терзали его слух, пока он сидел в своей уединенной каюте и с сердцем, переполненным печалью и любовью, писал письмо своей возлюбленной Амелии.

Чем большим становилось расстояние между ним и любимой девушкой, тем более его отъезд казался ему непростительной ошибкой. Ну, конечно же, он больше никогда в жизни не увидит Амелию! Как ему хотелось сломя голову кинуться в пенящиеся за бортом волны, по которым корабль величаво и бесконечно медленно – как ему казалось – прокладывал свой путь на запад. Он называл себя самым несчастным человеком на земле и проклинал за то, что послушался этой обманщицы мадам Дюранси! Если бы не она, он бы сейчас, счастливый и спокойный, сидел бы в садовом домике возле своей любимой, возле Амелии. Мысли о совершенной ошибке кружили в сознании несчастного молодого человека, и тяготы этого путешествия становились для него вдвойне непереносимыми. Даже капитан обратил внимание на угрюмое выражение лица своего юного пассажира. Однажды вечером, собрав, как всегда, немногих своих пассажиров за ужином, он без обиняков обратился к молодому человеку:

– Мне кажется, юный друг, вы не особо уютно чувствуете себя в нашем обществе?

Голос его был почти суров. Эрнст сделал попытку засмеяться.

– Меня угнетает вовсе не компания, в которой я нахожусь в данный момент, а отсутствие дорогого мне человека, – со вздохом ответил он.

Капитан разразился оглушительным хохотом.

– Ага, я все понял! Месье одолевают любовные печали. Это и вправду болезнь, которую трудно вылечить… Во всяком случае, пока мы в открытом море… Она хорошенькая? – не церемонясь, осведомился он.

Лицо Эрнста стало пунцовым. До сих пор он ни разу не говорил с кем-либо о своей любви к Амелии, и ему казалось просто профанацией вызывать к жизни ее милый образ в присутствии этих грубых мужчин.

– Амелия – ангел! – сказал он поэтому столь же лаконично, сколь и горячо. Хохот капитана стал еще оглушительнее. Остальные мужчины – два офицера, корабельный врач и штурман, а также часть пассажиров – тоже ухмыльнулись.

– Разумеется, мой милый друг! – сказал Буайо, придя в благодушное настроение. – Любая женщина – ангел, и чем дальше она от нас, тем больше она ангел. На расстоянии плохо различимы недостатки этих чудесных созданий, столь отталкивающие вблизи, – продолжал он, все еще хохоча.

– Если вам требуется мой совет, мой юный друг, – вновь обратился он к Эрнсту, который с рассеянным видом изучал ножку своего бокала, – то самое лучшее, что вы сможете сделать, это согласиться с тем, что вашу девушку никаким волшебством не перенесешь на корабль. Зато в Сан-Доминго в избытке хорошенькие женщины любого цвета кожи. Выберите для себя смазливую девчоночку-квартеронку, еще не утратившую невинность, и дайте ей своевременно понять, кто здесь хозяин. Вы увидите, что нет для мужчины в мире ничего более приятного!

Эрнст, собиравшийся в этот момент пригубить бокал, с такой силой ударил им по поверхности стола, что тот разлетелся вдребезги.

– Месье, я люблю Амелию! – сурово заявил он.

Капитан остался хладнокровен.

– Разумеется, любите. И никто вам не мешает это делать. Сия божественная Амелия для души и грез, а очаровательная девица из плоти и крови с кожей оливкового цвета для того, чтобы ночью было не так холодно. Вполне разумный вариант для молодого человека с такой представительной внешностью, как у вас.

– Если я правильно вас понял, месье, вы советуете мне быть неверным по отношению к Амелии? Изменить ей с какой-нибудь цветной женщиной? Расточать предназначенные ей нежности первой встречной продажной девке? Осквернять грязными поцелуями эти губы, прикасавшиеся к ее устам, а случайными объятиями пятнать эти руки, обещавшие ей непоколебимую верность?

Эрнст говорил все более пылко, столь ужасными показались ему картины, нарисованные капитаном. Тот, откинувшись на спинку кресла, наблюдал его с таким выражением, будто перед ним находилось какое-то редкое насекомое. Затем он с наслаждением поднес к губам свой бокал.

– Не кипятитесь, молодой человек! Баба есть баба, что бы вы ни говорили по этому поводу! – изрек он наконец и сам первым отреагировал на собственную остроту коротким блеющим смехом.

Лицо Эрнста побагровело от гнева. Он вскочил, с грохотом опрокинув на пол свой стул.

– Месье! Я не позволю вам оскорблять мою невесту! – выкрикнул он. – Вы подлец!

Пассажиры за столом остолбенели. Что позволяет себе этот дерзкий смельчак? Согласно неписаным правилам морской жизни капитан был неприкосновенной фигурой и никто – будь то пассажир или член команды – не смел давать ему и его действиям какую-либо оценку. – Оскорбительные слова Эрнста означали одно – невероятный скандал!

Капитан с побагровевшим лицом поднялся из кресла.

– Повтори свои слова, зеленый юнец! – разъяренно прорычал он.

– Повторю столько раз, сколько вы пожелаете! Вы – подлец, месье, и я вас вызываю на дуэль, если вы немедленно не извинитесь за оскорбление, нанесенное моей невесте! – кричал Эрнст, совершенно выйдя из себя.

Капитан вновь разразился громыхающим смехом. Он подошел к бедному Эрнсту, не сознающему себя от гнева и боли, и схватил его за грудки.

– Вот тебе мое извинение, червяк! – прорычал он и хорошенько встряхнул значительно более нежно сложенного человека. Эрнст попытался высвободиться из его рук. Произошла короткая потасовка, по завершению которой неудачливый рыцарь, заступившийся за честь своей далекой возлюбленной, обнаружил себя связанным. Над ним стоял капитан и смотрел на него с выражением, в котором смешались воедино раздражение и веселье.

– Ну, что, парень? – сказал он и заложил порцию табака себе за щеку. – Теперь мы с тобой поговорим всерьез. Ты, находясь в открытом море, осмелился произвести нападение на капитана судна. На языке морского права это именуется мятежом, и здесь не играет роли, кто ты: пассажир или член команды. Я имею полное право бросить тебя в трюм и по окончании плавания передать морским властям. Можешь не сомневаться, у тебя было бы мало шансов снова встретиться с твоей дорогой Амелией или как там звать эту бабенку? Но я – не изверг, а ты – молодой малый. Как вы думаете, ребята, – обратился он к своим офицерам, – не намять ли нам ему бока, чтобы впредь он был осмотрительнее в выражениях?

Эрнсту показалось, что у него останавливается сердце, когда он понял смысл предложения капитана. Так этот сумасшедший действительно хочет подвергнуть его порке или, может быть, готов сам ею заняться? При одной мысли об этой ужасной процедуре щеки молодого человека лихорадочно зарумянились. В его ушах вновь зазвучали вопли избиваемых матросов. Неужели капитан осмелится обращаться с ним подобным образом? Юноша собрал по крупицам все свое мужество и заявил со всей резкостью, на которую был способен: