Мэгги Эмерсон - Женская решимость

— Так скажи мне, в чем дело! Неожиданно Патрисия громко всхлипнула, по щекам ее покатились слезы. Все это время она с трудом сдерживалась, и вот преграда рухнула в одно мгновение. Линда вскочила, тут же забыв, что собиралась держаться сурово, и заключила подругу в объятия. Да что там подруга — эта женщина была ей как приемная мать, и Линда отдала бы что угодно, лишь бы утешить ее.

— Патрисия, Господи, что случилось? — приговаривала она, гладя плачущую по плечу и сама стараясь не разрыдаться. — Скажи мне, Патрисия, милая, что с тобой?

Та промокнула слезы платком и жалко улыбнулась.

— Все до смешного просто, Линда. Я люблю твоего отца. Всегда его любила. И всегда буду любить!

Линда сморгнула, как от яркой вспышки. Не известно, чего она ожидала, какого объяснения. Может быть, скандальной истории на стороне или даже признания в убийстве — чего угодно, только не этого!

— О, Линда! — Патрисия безрадостно засмеялась тому, какой эффект вызвало ее признание. — Я тебя удивила? Или ты просто не видишь, в чем же тут проблема?

Нет, Линда прекрасно все понимала. Она сама столько лет безнадежно любила Рэндалла, что ей не требовалось много объяснений. Любить кого— нибудь безответно, каждый день встречаться с ним и делать невозмутимый вид, тщетно пытаясь сохранить с ним хотя бы подобие дружбы… Это было невыносимо тяжело.

Хотя, если учесть, как изменился Питер с того дня, как Патрисия заявила об уходе… Может быть, эпитет «безответная» был к этой любви не так уж применим? А Рэндалл? Неужели он все это время знал, что Патрисия любит Питера? Не потому ли он так разозлился на него — и на всю их семью?

— Что же, теперь ты наконец убедился, что я говорил правду? — Рэндалл остановился посреди комнаты в позе глубокого осуждения: руки сложены на груди.

— Что Патрисия меня любит? — Питер налил себе бренди. — Что— то не верится.

Перед тем, как отпить, он еще раз взглянул себе на грудь, на рубашку, влажную от вина. Рэндалл смотрел на старшего друга с сочувствием. Он любил Питера, как отца — нет, скорее, как старшего брата. Но в вопросах личной жизни тот был не прозорливее ребенка. Сейчас Рэндалл был готов трясти его за плечи, лишь бы только убедить глупца в своей правоте!

— Не припомню, чтобы Клаудиа когда-нибудь обливала меня вином в доказательство нежных чувств.

— Видно, она находила более мягкие способы показать тебе, какой ты болван!

— Спасибо на добром слове, — огрызнулся Питер.

Сейчас он, несмотря на высокий рост и мужественные черты, выглядел точь-в-точь как обиженный подросток. Рэндалл внезапно начал видеть в происходящем смешную сторону — так странно сочетались детская обида на лице Питера и его залитая вином рубашка.

Губы Рэндалла невольно скривились от подавленного смешка. А глаза Питера сердито сузились.

— Ты что ухмыляешься? Надо мной смеешься?

Рэндалл больше не мог сдерживаться. Смех прорвался наружу, несмотря на все его старания. Питер нахмурился и со стуком поставил опустевший бокал.

— Черт побери, ты в самом деле смеешься! Может быть, удосужишься объяснить, в чем же причина для такого… детского восторга?

Но гневные слова Питера только подлили масла в огонь, и Рэндалл еще несколько секунд хохотал, вытирая выступившие на глазах слезы. Питер, мрачнея с каждым мигом все больше, ждал, пока тот успокоится. Ноздри его раздувались от гнева.

Питер был неподражаем! Он — теперь Рэндалл в этом не сомневался — так же сильно влюблен в Патрисию, как и она в него, и при этом понимает в происходящем не больше младенца! Не будь Питер влюблен, почему бы еще он довел бедную женщину до швыряния в него бокалами? Почему бы еще он сейчас упомянул в разговоре Клаудиу, как не из желания защититься от новой любви воспоминаниями о прошлом?

Да, эти двое по уши влюблены друг в друга. Как же можно позволить им разойтись и навеки потерять друг друга — только из глупой гордости?

Отсмеявшись, Рэндалл провел ладонью по лбу.

— Ничего особенного, Питер. Просто я подумал: жалко, что Патрисия облила тебя белым вином, а не красным. Это было бы более драматично на вид — почти как кровь.

Питер гневно поджал губы, кажется, не в силах оценить красоту этой идеи.

— Мистер Найтли, у вас извращенное чувство юмора.

— А у вас, мистер Дарлинт, сейчас вообще нет никакого чувства юмора, — легко парировал Рэндалл.

Питер двумя пальцами оттянул мокрую ткань, прилипающую к груди.

— Это была моя лучшая шелковая рубашка. Рэндалл постарался не расхохотаться вновь и посоветовал сочувственно:

— Что же, отдай ее в прачечную или химчистку и скажи, что нечаянно облился, потому что дрожала рука.

— Удачная идея, — процедил Питер, выдавливая подобие улыбки. — И надо будет послать Патрисии счет за чистку.

— Не стоит. Рискуешь получить по голове бутылкой.

— Странно, я знаю Патрисию двенадцать лет — и ни разу не замечал за ней таких агрессивных замашек! — Питер выглядел все еще обескураженно.

— Это высвободились скрытые страсти, — трагическим тоном сообщил Рэндалл. — Женщина порой может превратиться в тигрицу!

— Что ты вообще можешь знать о скрытых страстях Патрисии?

Рэндалл как ни в чем не бывало подошел к бару, чтобы наполнить себе и Питеру бокалы.

— Да вот, кое-что знаю. Я не такой слепец, как некоторые.

Питер, словно разом устав гневаться, с тяжелым вздохом опустился в кресло.

— Ох, женщины! — с чувством выговорил он.

— Ну не то чтобы существа другой породы… Но чуждая раса — это точно, — согласился Рэндалл, присаживаясь напротив.

— Чуждая раса с более высоким уровнем развития! — прозвенел от дверей раздраженный голосок, и Рэндалл едва не подпрыгнул на месте: он говорил это, чтобы развлечь друга, а не для того, чтобы подколоть представителя этой чуждой расы, так некстати возникшего в дверях!

Стоя на пороге, Линда смотрела на двоих мужчин с гневным отвращением.

— Пока вы тут сидели и пили, обсуждая женщин, как два подгулявших подростка, я была у Патрисии. И пыталась ее убедить, что ты, папа, — она бросила на отца испепеляющий взгляд, — очень раскаиваешься в своем поведении. Кроме того, я сказала, что ты скоро придешь к ней и извинишься.

— Ты…

— Я едва отговорила ее от здравой идеи ударить тебя по голове цветочной вазой, как только ты ступишь к ней на порог.

Питер обернулся к Рэндаллу. В глазах его плясали огоньки.

— Знаешь, мне больше нравится твоя мысль насчет красного вина. Как ты сказал, это более драматично.

По выражению лица Линды Рэндалл видел, что его друг нашел неудачное время для шуток, но был рад, что к Питеру вернулось его обычное чувство юмора. Он улыбнулся, однако взгляд Линды, мечущий синие молнии, не предвещал для шутников ничего хорошего.