Ребекка Уинтерз - Девушка «амальфи»

– Если только не пытаться влезть на крутой холм, а затем не грохнуться на кафельные плитки темной ночью, – произнес он.

Не думая о том, что делает, она прижалась лбом к его лбу.

Он издал какой-то странный звук и провел большими пальцами по ее влажной коже.

– Вы, кажется, выдержали мой рассказ. Это ваша первая ошибка, потому что теперь вы завязли в общении со мной еще на какое-то время.

Он только что дал ей ответ на вопрос, который преследовал ее, – он так и не позвонил отцу.

Он убрал руки с ее лица, и Аннабел отодвинулась, чтобы он смог вылезти из машины. Она отдала ему трость и захлопнула дверцу. Все еще ощущая тепло и крепость его рук, она поспешно пошла вперед и открыла дверь на кухню. Когда они оба вошли, она заперла дверь на ключ и зажгла свет. Лукка подошел к раковине и попил воды из крана. Потом повернулся к ней.

Последняя порция таблеток начала оказывать свое действие – лицо уже не морщилось от боли. Глаза снова приобрели зеленый цвет без серых крапинок. У него, как и у отца, был крупный нос и сильный подбородок, но черты лица более точеные.

От его оливковой кожи исходило тепло. Коротко подстриженные волнистые черные волосы и дуги бровей. Губы больше не кривятся от боли, и она отметила, что рот у него чувственный.

– Когда уляжетесь, позовите меня.

– Я думал, что вы хотели собрать вещи и уехать.

– Я сделаю это завтра после работы. Но любой ветеран, покидающий госпиталь с посттравматическим синдромом, должен иметь кого-нибудь с ним рядом. По крайней мере на сегодняшнюю ночь.

Лукка этого не ожидал.

– Вы готовы во второй раз подвергнуться опасности?

– Как вы сказали прошлой ночью, вы не смогли бы, если бы и захотели, но вы этого не хотите. Я правильно вас процитировала?

–  Perfetto.

– Хорошо. Значит, мы друг друга поняли. После того как вы удобно устроитесь, я положу вам между ног подушку – это облегчит боль, и к утру нога не будет так сильно болеть. Может, тогда вы мне скажете, когда собираетесь дать знать вашему отцу, что вы дома.

Он склонил голову набок.

– Я вам скажу сейчас. Если бы я не упал, то позвонил бы ему сегодня утром и попросил приехать сюда, чтобы мы могли поговорить. Но у меня слишком сильно болела нога. Я хотел быть в лучшем состоянии, когда стану сообщать ему о своих планах на будущее, зная, что ему эти планы не понравятся.

– Почему? Что это за планы? – Аннабел не терпелось узнать.

– Я считаю, что рожден быть фермером, но к тому моменту, когда мне исполнилось восемнадцать, отец и слышать об этом не желал. Он говорил, никто из рода Каведзали не работал на земле.

Он выложил ей все, что наговорил ему отец. Она и не догадалась бы о такой стороне характера Гвилио, не расскажи ей об этом Лукка.

– Семья моей матери трудилась на земле всю жизнь, и они были самыми счастливыми людьми, каких только можно себе представить. – Глаза у него засветились. – Мне нравилось ухаживать за растениями. Я многому научился от матери и ее родителей. Когда папа отправлялся на работу, я до школы вместе с мамой подрезал деревья или собирал фрукты. Делал все, что было нужно.

Лукка говорил об этом с явным удовольствием.

– Представляю, какая у вас тогда была замечательная жизнь, – сказала Аннабел.

– Не думаю, что мнение моего отца изменилось за эти годы, но я хочу жить именно так, и ему придется к этому привыкнуть. Если завтра я буду чувствовать себя достаточно хорошо, то позвоню ему.

Она кивнула.– Я сейчас вернусь – только возьму подушки.

Глава 3

Лукке было легко разговаривать с Аннабел, но тем не менее он почувствовал, что выдохся. Лечь в постель – это то, что ему сейчас необходимо.

Он почистил зубы и натянул серые спортивные штаны и белую футболку. Будь он в доме один, то обошелся бы без одежды. Не успел он об этом подумать, как появилась Аннабел в том же халате, что и прошлой ночью. В руках она держала две подушки и стакан с водой.

– Как вы догадались, что я уже готов?

Я не догадывалась. У меня свой отсчет. Не позови вы меня, я все равно вошла бы.

– Но тогда…

– Тогда я увидела бы вас голым, – сказала она и, подойдя к правой стороне кровати, поставила стакан около флакона с таблетками.

Он нее пахло… свежим лимоном.

– Боюсь, вы себе не представляете, какое количество мужчин – тощих, толстых, старых и молодых – я переодела в больничную одежду, не говоря уже о мытье в душе. Так что для меня это привычное зрелище… за исключением, конечно, лиц, – с улыбкой сказала она.

Лукка не удержался от смеха. Он и не помнил, когда в последний раз смеялся.

А она не удержалась от шутки.

– Вы только посмотрите, леди и джентльмены, – он смеется! Лицо у него при этом не треснуло. Ладно. Теперь найдите свое любимое положение для сна, и тогда я устрою вашу ногу.

Он машинально повернулся на правый бок и осторожно положил левую ногу сверху. Аннабел просунула две подушки между его ног.

– Это поможет распределить вес левой ноги по всей длине, и напряжение в травмированной кости будет меньше.

Лукка тяжело вздохнул:

– К сожалению, когда я сплю, то одному Богу известно, что происходит.

Она улыбнулась.

– Богу известно следующее: либо утром вы обнаружите одеяло на полу, либо будете крепко спать в этом положении. – Она укрыла его одеялом и погасила свет.

Она вышла из спальни, а ему… ему не хотелось, чтобы она уходила.

Если отцу не нужны услуги медсестры, то какой рекламой она занимается? Их телефонный разговор – чему он стал свидетелем – не показался ему воркованием влюбленных. Отец говорил с ней так, как говорят с хорошим другом.

И что это за предложение, которое Гвилио ей сделал и от которого она отказалась? Какова причина, по которой она не выдала его отцу? Но это произошло не потому, что она хотела завоевать его сына. Обнимала его она вовсе не с любовью. Она просто его жалела, а это несколько не похоже на намерение его соблазнить. Лукку это тронуло. У него в жизни было достаточно женщин, и разницу в отношении он чувствовал. Но ею двигало что-то иное. Что же?

Он то проваливался в сон, то выныривал оттуда, а желание узнать ее секреты не оставляло его. Так продолжалось до утра, когда солнечный свет проник через окно. Должно быть, уже половина девятого или девять. Он заморгал. Ночью он перевернулся на другой бок. Смятые простыни лежали в ногах, а одна подушка валялась на полу, но другая до сих пор находилась у него между ног.