Жалоба - Григорий Васильевич Романов
Будучи не только психологом, но и сексологом, Сан-Саныч попытался, было, задать вопросы из этой области. Но, увидев реакцию Марьи Ивановны на вопрос о том, когда у нее началась менопауза, Сан-Саныч решил дальнейшие расспросы из этой серии прекратить, сообразив, что фригидность или нимфомания явно не случай Марьи Ивановны.
– Марья Ивановна! Вы вполне здоровый человек. Что привело вас ко мне?
– Я не знаю, как вам это сказать…
– Скажите, как есть, иначе я не смогу вам помочь. Представьте, что я не человек, а компьютер. Вы просто вводите свои данные, а я выдаю вам результат вычислений. Попробуйте, это не сложно. Вы же с чем-то пришли. Не уходить же с эти обратно!
– Хорошо. Вы правы. Марья Ивановна глубоко вдохнула, затем выдохнула и задержала дальнейшее дыхание: – Я влюбилась.
Ожидавший услышать о чем угодно: забывчивости, мигрени, ночных кошмарах, Сан-Саныч чуть не выдал себя быстрым удивленным взглядом. Но моментально взял себя в руки и поддельно равнодушным тоном спросил:
– Вы считаете это проблемой или недугом?
– Да, не будь мне шестьдесят пять, я бы не считала. А сейчас-то мне что с этим делать?
– Ничего не делать. Примите это как данность. А заодно учтите, что таблеток от любви не существует. Как и для нее. А я думаю, многие хотели, что б они были. Что б хоть раз ощутить то, что вы чувствуете совершенно бесплатно.
– Я на пенсии. Жизнь прошла. К чему мне теперь эти чувства?
– Вы знаете, на что способны современные роботы? Еще лет десять-пятнадцать, и они будут уметь практически все. Так чем же мы отличаемся от них, и всегда будем отличаться?
– Наверное, уже ничем.
– Нет. Эмоции. Вот что делает нас людьми и никогда не сможет быть сымитировано. Эмоции. Живые человеческие эмоции. Вы их испытываете, значит, вы – живой человек.
– Это понятно. Что мне делать-то с ними, эмоциями этими?
– Наслаждаться. Принять себя такой, какая вы есть и наслаждаться жизнью. Тем, что она, как бы это сказать, доступна вам во всех проявлениях, несмотря на возраст. Примите это, как великий дар. Радуйтесь тому, что вы – живой человек.
– Но как радоваться, если чувство это никогда не станет взаимным?
– Почему?
– Это публичный человек. Я его по телевизору вижу. Он в два раза моложе меня, здесь и говорить не о чем. Не может быть у нас никакой любви. Вообще не может!
Сан-Саныч решил, что речь идет о каком-нибудь смазливом артисте или певце. Хоть и было интересно, кто ж это такой, спрашивать у Марьи Ивановны он не стал. Узнай Сан-Саныч, на кого запала пожилая Джульетта, глаза его вылезли бы из орбит поверх очков.
– С этим объектом, – возможно. Но вы в принципе способны любить. А раз так, обязательно появится кто-то другой, более реальный и подходящий.
– Я даже представить себе не могу, кто еще может вызвать у меня такие чувства.
– Попробуйте переключиться на другой объект. Мало ли в жизни достойных кандидатов!
– Легко сказать…
– Согласен. Сказать легче, чем сделать. А вы попробуйте представить свой объект обычным человеком. Представьте себе, что он, извините, как все, пукает, рыгает, ковыряется в носу. Не идеализируйте. Поищите недостатки. А заодно, присмотритесь к более близким окружающим. Может, они не так уж и плохи?
Дальнейший разговор с психотерапевтом стал Марье Ивановне не интересен. Никакого чуда или панацеи он ей не предложил. Так, певцом банальных истин сработал.
И ведь все Сан-Саныч сказал правильно, не придерешься! Но скажи все это закадычная подруга за чашкой чая или рюмкой коньяка, легло бы это на душу, как там и было, пропечаталось бы незыблемой истиной. А Сан-Саныч… хороший он человек. И специалист замечательный. Но, вот, нет у нас пока культуры обращения к психотерапевтам, не стали они еще частью нашей жизни. Не готовы мы нести им свои немощи, мимо коллег, друзей и родственников, которые для нас авторитетней Фрейда, Фромма и прочих разных мессмеров вместе взятых и на два умноженных. Не убедил Сан-Саныч, одним словом, не убедил…
Хотя, задуматься, все-таки, заставил: А может, действительно, все дело в том, что я живой человек? Перестать быть живой, и вопрос решится? Марья Ивановна вышла на балкон, немного наклонилась через перила и посмотрела вниз.
Внизу, серая твердь асфальта предлагала простое и быстрое решение. Но мысль о суициде не успела даже промелькнуть у нее в голове. «Этого еще не хватало!», произнесла она вслух и захлопнула за собой балконную дверь.
Марья Ивановна вспомнила о давнем своем друге и заступнике – Николае Чудотворце. Жутко захотелось увидеть его, обратиться, как раньше, запросто, по-свойски. Правда, по-свойски и запросто обращалась она раньше к нему по мелочам. Теперь же, себе самой не могла она ответить на вопрос, с чем конкретно обратиться к Угоднику?
На месте разберусь, решила Марья Ивановна и засобиралась в церковь.
Приди такая мысль жителю средней полосы, ему достаточно было бы выйти из дома. Максимум – пройти квартала два-три. Здесь же, на волжских берегах юга России, усеянных осколками и неразорвавшимися снарядами Великой Отечественной, найти старый добротный храм дорогого стоило.
Война не оставила от родного города Марьи Ивановны камня на камне. А советские планы восстановления не предусматривали строительства культовых сооружений, отдавая предпочтение заводам-гигантам и жилой застройке. Лишь с приходом новых времен, церкви стали появляться в его архитектуре. Но все они отдавали откровенным новоделом, лубком, расписной мазней, не внушавшей Марье Ивановне никаких религиозных чувств, и оставлявшей по себе лишь один вопрос: сколько же денег было на все это списано? Лик на журнальной странице, и тот, по ее мнению, выглядел солиднее.
Размышляя о том, где назначить рандеву милому сердцу святому, она вспомнила рассказ соседки о прекрасной древней церкви, сохранившейся в одном из райцентров и привлекавшей своей аутентичностью многочисленных городских паломников. Вот туда и надлежало ей отправиться. С этой решимостью, села Марья Ивановна на проржавевший автобус и отправилась за город, на встречу с высшими силами.
Укачанная ухабами и разморенная жарой, не тронутой кондиционером, добралась она до нужного места. Сойдя с ветхого транспорта в райцентре, Марья Ивановна издалека увидела купола искомого храма и поспешила к нему.
– Это церковь утешения всех скорбящих? – спросила она проходящую мимо бабу с простым загорелым лицом.
– Она и есть, милая! Откуда ты?
