Анастасия Доронина - Если ты меня любишь

— Зина, проводи эту тварь, — прошипела Лиза, буквально прожигая девушку ненавидящим взглядом. — Проводи до самых дверей. И обязательно проследи, чтобы она по дороге что-нибудь не стащила.

Как бы вы ни храбрились, стараясь не показывать своей слабости перед неприятными вам людьми, чувство мнимой самоуверенности очень быстро покидает экспансивные натуры, стоит им только оказаться вне пределов людской видимости. Квартиру, откуда ее выставили, Женька покинула с высоко поднятой головой, а из подъезда на улицу выходила уже растерянная, одинокая девушка без друзей, без денег, без документов и совершенно не представляя, куда ей идти.

Она добрела до сиротливо стоящей во дворе детской карусели, покрытой наледью и усыпанной последней осенней трухой. Села в маленькое красное креслице и поехала, перебирая ногами по мерзлой земле. Сердце в груди было таким же замерзшим и скрипящим, как эта карусель. Вокруг спешили люди. Живя в Москве, особенно остро ощущаешь, сколько их все-таки на свете — людей… И насколько все они чужие друг другу, равнодушные именно к тебе, как больно толкаются плечами, проходя мимо, тем более когда ты так одинок… «Ведь я живу среди людей, — думала Женька, — и сама я тоже пусть непутевый, но все-таки человек… Почему же меня столько времени не покидает чувство, что я позабыта, позаброшена, и никому, совершенно никому не нужна? Одинокая в толпе».

«Ну что за жизнь такая! — продолжали брести за Женькой скучные, тягучие мысли. — Все одна да одна, никому толком и не нужна — помрешь, никто и не заплачет!» Она чувствовала, что ее душевные силы слабеют. Воспоминание об оскорблениях, которых она ни с того ни с сего наслушалась от мегеры в халате (она даже не знала, кто это такая!), отворило в Женьке последние шлюзы, она опустила голову и частые слезы закапали на грязные джинсы. Она не понимала, за что ее так наказывает Бог или другие какие-то высшие силы, в существовании которых Женька не сомневалась. А простое и единственно верное соображение о том, что виной всему ее юношеский максимализм, так и не пришло в голову. «Чужая… Чужая… Чужая… Всем-всем чужая…», — стучало у нее в висках. И отчаяние сжимало горло.

«Помогите мне, полюбите меня, я так одинока!» — кричала Женькина душа. Она не могла выразить этого словами, натура девушки вообще не была склонна передавать словами свое эмоциональное состояние. Но внимательный человек, присмотревшись к сгорбленной от холода фигурке худенькой девушки на детской карусели, обязательно прочитал бы этот призыв о помощи.

Темно-синее «Вольво» притормозило у подъезда. Насвистывая мотивчик, по неизвестной причине привязавшийся к нему с самого утра, и легко перескакивая через подернутые инеем лужи, Алексей направился было к дому — и вдруг замер, заметив во дворе странно знакомый свитер. Собственно, его внимание привлек не столько сам свитер, сколько то, что на этот свитер ничего не было наброшено сверху — это сейчас-то, в конце ноября! Один раз, и не далее чем вчера Алексею уже пришлось удивляться по схожему поводу. Приглядевшись повнимательнее, молодой человек понял, что и сейчас повод был тот же самый: эту стройную девушку с двумя змейками спускавшихся по спине косичек он бы узнал где угодно.

«Черт, неужели Лиза все-таки выставила девчонку?!» — с досадой подумал он. Постоял и решительно направился к карусели. Заслышав его шаги, Женька подняла голову. Посмотрела — отвернулась. Помедлив, глянула снова. Нахмурилась. Захлопала ресницами. Закусила губу…

Она могла бы поклясться, что видит человека, который так уверенно приближался к ней, в первый раз в жизни. Но… странное, новое, доселе неизведанно и неожиданно щекотно-сладостное чувство овладело ею. Женьке показалось, что этот симпатичный светловолосый парень с такими славными ямочками на щеках один раз уже входил в ее жизнь. Она понятия не имела, когда и каким образом это могло случиться, да еще так, что не оставило в ее памяти сколько-нибудь отчетливого воспоминания! Но… Глядя на Алексея, она физически почувствовала, что однажды уже обнимала эту крепкую шею, укладывала голову ему на грудь, а губы его шептали ей на ухо что-то доброе, ласковое, успокаивающее. Это были слова, которых она не слышала давно, очень давно… Да полно, были ли они?!

— Привет! — весело сказал молодой человек. — Как вы? — спросил он, приблизившись и потрепав ее по плечу.

Продолжая смотреть на него, словно загипнотизированная, Женька вздрогнула: и эту руку она тоже узнала, так не бывает, но она узнала, потому что недавно — может быть, во сне? — эта слишком красивая для мужчины, но в то же время крепкая и теплая рука гладила ее по голове. И под этим прикосновением ей было так хорошо…

— Чего ж вы не здороваетесь, старая знакомая? — продолжал он все так же весело. На щеках его проступили и заиграли славные ямочки.

Женька не поверила своим ушам.

— Мы разве знакомы?

— Отлично! — засмеялся незнакомец. — Только настоящая женщина умеет так поставить на место уличного нахала. Надеюсь все-таки, что смогу избегнуть этой печальной участи: ведь мы действительно знакомы. Ну или во всяком случае, имеем прекрасный повод познакомиться: как-никак, вы провели ночь в моем доме. Правда, я не ожидал, что вы покинете его, не дождавшись хозяина.

— В твоем доме? — угрюмо спросила Женька. — Нашел дуру. Еще скажи, что я с тобой спала!

— Девочка! Не хами, — это он произнес в форме не приказа, а скорее просьбы. — И, раз уж мы перешли на «ты», хотя лично я вроде бы повода к этому не давал, но мама с детства приучала меня, что дамам надо уступать в их капризах, — позволь на правах старого знакомого поинтересоваться: куда ж это ты намылилась с утра пораньше, не удосужившись поблагодарить хозяина за гостеприимство и уж наверняка даже не позавтракав?

Женька фыркнула.

— Если ты такой гостеприимный хозяин, чего ж сам с утра куда-то смылся? И завтраком не угостил? Оставил вместо себя какую-то… оборзевшую ведьму. Она меня там чуть было в ментуру не сдала.

— Ах, какой пассаж! — воскликнул парень, преувеличенно подражая какому-то киногерою. Но лицо его стало серьезным, и, присев рядом с Женькой на перекладину карусели, он заставил ее поднять голову и просто спросил:

— Она тебя выгнала? Лиза?

— Лиза? — усмехнулась Женька. — Лиза… Нечего сказать, подходящее имячко. Медуза Горгона — вот как ее звать надо. И то это будет еще ласково.

— Прекрати, — оборвал он Женьку.

Посмотрел на нее. Вздохнул. И вдруг — быстро поднявшись, одним движением плеч сбросил с себя куртку. Женька и опомниться не успела, как оказалась закутанной в тяжелую, вкусно пахнущую дорогой кожей одежду. Блаженное тепло, тепло нагретой Его телом куртки окутало Женьку и едва-едва не вызвало новый приступ слез. Как мечтала она тысячу лет: чтобы кто-нибудь обнял и согрел!