Двойня в подарок-2. Семья - Виктория Волкова
Ну какое совещание в половине двенадцатого ночи?!
«Освободишься, напиши», — печатаю трясущимися пальцами. Даже тошнота подступает от страха.
Эсэмска так и остается не прочитанной. И я даже не знаю, как реагировать.
Рассказать о своих подозрениях Наде? Так весь Шанск будет знать. Посоветоваться бы с кем-нибудь…
Но только у меня даже подруг нет. Одна я. В целом мире одна.
«Что ты хотела?» — неожиданно приходит сообщение.
«Ты где? Все нормально?» — пишу, силясь не разреветься.
«Совещание было в СК», — печатает муж.
Выдыхаю, стараясь успокоиться.
«Пусть это будет правдой! Пожалуйста!» — прошу высшие силы, закрывая глаза.
Глава 8
8
Лера
Из городского стационара нас забирает Богдан. Что-то рассказывает дорогой о трудной доле главы Шанской администрации.
— ОБЭП от нас не выходит. Дроздов-сука, гадит, — жалуется дорогой.
«Ну да… Ну… да! - вздыхаю тайком. Стараюсь не выдать подозрение и отчаяние. Как жить с таким багажом? То совещание в полпервого ночи, то проверки. Все одновременно? Так не бывает!
Но я и не прошу многого. Мне бы увидеть Тимофея. Согреться в его руках.
Но муж приезжает домой поздно. Устало обнимает меня. Улыбаясь смотрит на дочек.
— Ну слава богу, вы дома, — вздыхает довольно. На автомате ест наспех приготовленный мною ужин. Отбивные, пюре, селедка с лучком. Не изыски высокой кухни. Но я старалась!
Всматриваюсь в небритое лицо мужа, печальные глаза. Цепляюсь взглядом на новой черной рубашке. Жадно слежу за каждым движением Тимофея. И желаю лишь одного. Оказаться сейчас в объятиях этого крепкого мужчины. Ощутить вкус его губ. Вдохнуть до боли знакомый запах сильного тела.
Мой! Никому не отдам!
Морозов ест молча. Меланхолично терзает ножом отбивную на маленькие кусочки. Задумчиво отправляет их в рот и словно не замечает меня.
— Вкусно? — спрашиваю с надеждой.
— А? — переспрашивает Тимофей и тут же добавляет поспешно. — Очень вкусно, Лерочка.
Но сам будто не здесь!
— Дел полно, — морщится недовольно. — Зря я на себя этот хомут нацепил. Но уже поздно пить Баржом…
Убирая грязные тарелки, киваю понимающе. Наливаю клюквенный морс в низкий прозрачный стакан с толстыми стенками и искривленными ребрами.
— Это же посуда для виски, — с легким недоумением усмехается Тимофей. Отхлебывая напиток, добавляет довольно. — Вкусно. Ты сама варила? А где клюкву взяла? У нас вроде не было.
— Ага, — тараторю радостно. — В городе заезжали с Богданом в супермаркет. Я продуктов набрала.
— А девчонки? — лениво интересуется муж.
— В машине спали. С ними Надя сидела. А мы с Богданом быстренько затарились. Вот мясо купила на отбивные. Селедочку…
— Молодец, — отстраненно замечает Морозов. Оставив полупустой стакан, тянется к ноутбуку, лежащему на подоконнике. И открыв крышку с надкусанным яблочком на борту, утыкается в экран с серьезной миной.
«А как же я? — хочется заорать от отчаяния. — Мы же две недели не виделись, Тим! Дико соскучилась по тебе».
Но вместо этого просто мяукаю пересаживаясь поближе.
— Какие-то проблемы?
Тот час же попадаю в кольцо мускулистых рук.
«Ты этого хотела! — напоминает слегка кровоточащее сердце. — Все хорошо. Тимофей рядом».
«Все не так! — надсадно воет душа. — Он к тебе изменился. Стал равнодушен».
И словно в подтверждение моих слов, муж поспешно чмокает меня в макушку. Руки, только что дарившие мне тепло и уверенность, ложатся на клавиатуру. А сам Тимофей внимательно вчитывается в пришедшее в Телеграм сообщение.
— Потом, Лерочка, — роняет наскоро и полностью сосредотачивается на таинственном собеседнике.
И это все? За две недели разлуки?
«Не мешай человеку, Лерка!» — проносится в голове голос матери.
— Ладно, — киваю печально.
Обидно ужасно!
Мою посуду глотая слезы. И все жду от Тимофея хоть какой-то реакции. Но муж словно не видит меня. Что-то читает внимательно. Быстро пишет ответ.
«А я? Тима, а как же я?» — хочется заорать от отчаяния.
— Спокойной ночи, — роняю, выходя из кухни. На ватных ногах плетусь к двери.
— Лер, погоди, — останавливает меня Тим. Лениво поднимается из-за стола. В полшага оказывается рядом. — Ты чего? — смотрит внимательно. Сильные пальцы нежно скользят по моей щеке. Останавливаются на подбородке, слегка прижимая его. — Лера-а, — выдыхает Морозов, склоняясь с поцелуем. — Иди ложись. Я еще немного посижу и приду.
— Хорошо, — улыбаюсь, смаргивая слезы. Обняв мужа, утыкаюсь лицом ему в грудь. — Тимочка мой, — в диком порыве обхватываю его лицо ладонями. Покрываю небритое лицо поцелуями.
В душе мгновенно растворяется ком обид и подозрений.
Мы вместе! Мы-семья!
Получив легкий шлепок по попе, несусь наверх радостная. Муж любит меня. Все хорошо. Хорошо.
Первым делом отправляюсь в душ. Стою под теплыми струями в предвкушении жаркой ночи.
— Тима-Тима, не пройди мимо! — напеваю, расчесывая волосы. Завернувшись в банное полотенце, выхожу в спальню.
Пусто. Муж еще не появлялся. Немного коробит. Но это же пустяки. Правда?
«Вот и хорошо! — решительно обрываю стон разочарования. — Еще есть время приготовиться».
На цыпочках бегу в гардеробную. И выудив новую красную ночнушку, купленную незадолго до болезни дочек, внимательно смотрю на тонкую сетку и кружево. Такая вещица не скрывает, а выставляет на показ.
Но это сейчас то, что надо!
Улыбаюсь плотоядно, словно истинная жрица любви.
Морозову должно понравиться!
Осторожно заглядываю в детскую. Девчонки спят. Муж вот-вот придет.
А что еще надо для счастья?!
Подойдя к зеркалу, снова разглядываю себя. Накручиваю на палец послушные волосы и улыбаюсь довольно.
Хороша!
«Муж, ну где же ты?» — зову мысленно. И проверив радио-няню на тумбочке, падаю в постель. Накрываюсь одеялом чуть ли не с головой. Вдыхаю аромат свежего белья. И задыхаюсь от томления.
— Тима, я жду, — бурчу недовольно. Вздохнув нетерпеливо, ворочаюсь в постели. Провожу ладошкой по гладкому сатину. И пытаюсь представить себя со стороны.
Красивая женщина в красном лежит на белоснежных простынях.
«Может, раскрыться?» — представляю, как Морозов входит в спальню и застывает обалдело. Убрав в сторону одеяло, переплетаю ноги, выгибаюсь дугой. Красное кружево выгодно подчеркивает грудь. А сетка скрадывает небольшой животик. Замираю в странной позе, увиденной на странице глянцевого журнала. И снова прислушиваюсь.
Тишина!
Никто не бежит по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Не врывается в спальню. Не прыгает в кровать с разбега.
«Не спешит он ко мне. Что могло
