Даниэла Стил - Джонни-ангел
Бобби не спал. Когда она вошла, он лежал в своей кровати и неподвижно глядел в потолок. В этом не было ничего необычного — ее младший сын иногда поступал подобным образом, но сегодня у Элис сложилось впечатление, что он что-то почувствовал и пытался спрятаться от того, что грозило разрушить весь его мир. Увы, неспособность говорить не могла защитить его от ужаса происшедшего.
— Я должна сообщить тебе одну печальную новость, — сказала Элис и, сев на кровать, крепко обняла мальчугана. — Твой любимый старший брат покинул нас… чтобы жить в раю, с Богом. Но он по-прежнему тебя любит, и ты не должен об этом забывать, — добавила она и всхлипнула. Бобби вздрогнул в ее объятиях, потом его хрупкое тельце напряглось, но он не издал ни звука. Когда мать взглянула на него, то увидела, что мальчик плачет — мучительно, беззвучно — и что он также потрясен и раздавлен страшным известием. Брат, которого он боготворил, умер. Несмотря на юный возраст, Бобби прекрасно это понял и продолжал тихо плакать, даже когда Элис помогла ему одеться и взяла за руку, чтобы отвести вниз.
Остаток дня тоже прошел в слезах. Памела, как и обещала, взяла на себя заботу о детях, а Элис с Джимом поехали в морг. Увидев сына лежащим на холодном металлическом столе, Элис издала дикий утробный вопль и, бросившись вперед, прижала холодное тело к себе. Джиму пришлось чуть ли не силой отрывать ее от Джонни, чтобы увести из зала в офис коронера. Из морга убитые горем родители отправились в похоронное бюро и вернулись домой только после обеда. Памела приготовила обед, но у Элис кусок не лез в горло, и она через силу заставила себя проглотить несколько ложек супа. Джим и вовсе не стал есть. Вместо того, чтобы пообедать, он поднялся наверх, где у него была всегда припасена бутылка джина, и Элис поняла, что к вечеру он снова напьется.
Об аварии и гибели Джонни сообщили в дневном выпуске новостей, и ближе к вечеру в дом Петерсонов стали приходить соседи и друзья, которые приносили еду и выражали свои соболезнования. Элис встречала их одна — Джим, как она и предвидела, был уже сильно пьян, Бобби заперся в своей комнате, а Шарли ушла на задний двор и сидела там под баскетбольным кольцом, обхватив голову руками и молча глядя в пространство.
Одной из первых к Элис пришла Бекки. Выглядела она ужасно. Ее лицо осунулось и побледнело, глаза опухли, и под ними залегли темные круги. Повязка на лбу казалась огромной, как снежный ком. Бекки плакала, говорила, что не может жить без Джонни, и, в конце концов, Памеле пришлось увезти ее домой.
Впрочем, ее слова выражали то, что чувствовали все.
Следующий день оказался во многих отношениях еще хуже предыдущего, поскольку первоначальный шок отступил, и постигшее семью Элис несчастье с каждым часом приобретало все более реальные и страшные черты. В этот день они с Памелой снова съездили в похоронное бюро, чтобы уточнить кое-какие детали, а потом отправились на кладбище. Домой Элис вернулась совершенно измученная, но даже физическая усталость не в силах была заглушить боль, которая терзала ее сердце.
Прощание с Джонни состоялось на третий день. Траурный зал заполнился друзьями, соседями, учителями и родственниками. Произносились проникновенные речи, многие плакали. Эти сутки прошли для Элис словно в тумане — она вряд ли в полной мере осознавала происходящее и чувствовала лишь одно — неослабевающую душевную боль, которую под конец она начала ощущать как боль физическую. Порой ей даже казалось, что, если бы не поддержка друзей, она могла бы просто упасть и умереть, чтобы быть с Джонни, и только Памела, деликатно напоминавшая ей об оставшихся детях, возвращала ее к жизни.
Хоронили Джонни во вторник. И Элис чувствовала себя еще хуже — хотя хуже, казалось, и быть не может. Впоследствии она даже не могла вспомнить никаких подробностей этого дня. В памяти остались только венки и букеты цветов, церковное пение да мыски ее собственных туфель, от которых она никак не могла оторвать взгляд. Все время, пока шла панихида, останавливался на ком-нибудь из присутствующих. Священник произнес трогательную речь, в которой упомянул о всех достоинствах Джонни — о том, каким умным, добрым, отзывчивым молодым человеком он был, как любили его друзья и родители и как он отвечал им взаимностью. Но даже эти прекрасные слова были не в силах умерить страдания, которые испытывали Элис и ее дети. Ничто не могло утешить их и изменить тот факт, что их сына и старшего брата больше нет с ними.
Когда похороны закончились и Петерсоны вернулись домой, все они чувствовали себя так, словно их вселенной пришел конец. Казалось, окружающий мир перестал для них существовать; во всяком случае, в нем не осталось ничего радостного и светлого — ничего, чем стоило бы дорожить. Джонни, милый Джонни оставил их так внезапно! Он ушел слишком рано и слишком неожиданно, и это еще больше усиливало их растерянность и боль, бремя которой было для них невыносимо. И все же они продолжали жить, и во имя детей надо было как-то пережить свалившуюся на них беду, знать бы только, как это сделать. Как, скажите на милость, они смогут жить, зная, что Джонни никогда больше не войдет в двери их дома, не обнимет мать, не пошутит с сестрой и братом? Однако выбора у них не было, и это, наверное, было самым тяжелым и страшным.
В этот день Шарлотта плакала в своей комнате, пока не забылась сном, вконец обессиленная. Бобби не плакал — он только молча лежал в своей комнате, сжимая в кулачке черновик речи, которую Джонни подарил ему в последний день. Впрочем, он тоже был утомлен и заснул довольно скоро, так и не выпустив из рук исписанные братом листки. И только Элис и Джим долго сидели в гостиной и молчали, глядя на сгущающуюся темноту за окном. Оба думали о своем погибшем сыне, пытаясь примириться с абсурдной, чудовищной мыслью о том, что он больше никогда к ним не вернется. Это было невероятно, немыслимо, и, тем не менее, это было так, и ни Элис, ни Джим не спешили ложиться, боясь остаться наедине со своими мыслями и снами. Вот уже рассвет забрезжил за окнами, а они все сидели в гостиной, не в силах сдвинуться с места. Только в начале четвертого Элис поднялась в спальню и легла. Ее муж остался внизу. Он пил до утра, и, проснувшись, Элис увидела, что Джим так и заснул в гостиной на диване. Рядом на полу валялась пустая бутылка. Глядя на него, Элис горестно вздохнула. Для нее было очевидно, что для них всех наступают трудные времена. Но настанут ли другие времена — этого она даже не могла себе представить. Неужели их жизнь может снова войти в нормальную колею?! Нормально — это когда Джонни каждый день уходит утром в школу и возвращается вечером с работы или с тренировки; нормально — это когда он звонит Бекки, когда сидит за столом, уплетая завтрак, когда целует ее перед уходом и обнимает, вернувшись. Нормально — это когда Джонни улыбается или держит ее за руку, а она целует его или, привстав на цыпочки (таким он был высоким), ерошит его непокорные волосы. Теперь его не стало, и в этом не было ровным счетом ничего нормального, и в глубине души Элис знала, что с этого дня их жизнь изменилась окончательно и бесповоротно.
