Собственность мажора - Кристина Зайцева
Но Никита Барков знал что там творилось…
Какого черта он не уезжает?
Артём помогает забраться в машину и захлопывает дверь, трусцой обегая капот.
Прячу подбородок в воротник шубы, глядя перед собой.
– А вы не лучшие друзья, да? – спрашивает он, усевшись на водительское место. – У вас в семье здороваться не модно?
Я бы не хотела обсуждать «семейные» дела с посторонними. Все-таки, Барков-старший почти публичная личность, и его дела должны иметь какую-то частную неприкосновенность. Это все отговорки, на самом деле я просто не хочу поливать его сына грязью перед кем-то, кроме Аньки. Вот с ней я никогда не скуплюсь.
Внутренним зрением чувствую присутствие рядом БМВ.
За это время можно было прогреться два раза и спокойно отчалить. Но машина все еще здесь. И у Форда, в отличии от неё, передние стёкла не тонированные.
Барков, чтоб тебя… проваливай!
– Мы уже здоровались сегодня, – вру я.
На самом деле мы никогда не здороваемся.
Наше знакомство выглядело так, будто я до него парней не видела. Но я и правда втрескалась в него тогда. С первого взгляда, как полная дура.
Просто он был другой.
Блондин. Необычный и красивый. Значительно выше и значительно тяжелее меня, что случается в моей жизни не так часто. Видимо, мажорство меняет в людях какой-то ген и они становятся вот такими – глубоко уверенными в себе болванами с модными стрижками и усмешками в глазах.
Когда мы встретились в первый раз, он так на меня посмотрел… С удивлением и заминкой. Он на меня пялился! Но потом понял, что я просто лужей растеклась, и в туже секунду обрубил мне все крылья, явив свое истинное хамское лицо!
И этот придурок не знаком с таким словом, как «привет». Если услышу от него такое, получу культурный шок.
– Давай я, – тихо говорит Артём, забирая себе мои руки, которые я по инерции грела дыханием.
Он обнимает их своими тёплыми ладонями и подносит к губам. Сосредоточенно дует и поднимает на меня спокойный глаза.
– Что-то у нас не так пошло, да? – спрашивает он.
– Угу…
Смотрим на наши руки, и я не знаю что сказать. Мои мысли пляшут, как пьяные.
– Давай ещё раз попробуем? – подняв пальцем мой подбородок, предлагает Артем.
Глубоко вдохнув, смотрю на парня.
Он ждёт, и в его глазах нет даже намека на веселье.
Просто мне нужно выкинуть из головы черный БМВ, вот и все. И его водителя тоже. Навсегда. Перешагнуть и топать дальше. Если он думал, что я стану за ним бегать, как собачонка, то это не так! Я не буду бегать, Барков. Можешь быть спокоен.
– Просто… давай не будем сильно спешить? – прошу я тихо.
– А мы разве спешили?
Ну вот.
– Артём Тракторович, – строго говорю я. – Мы только вчера познакомились.
Его губы разъезжаются в улыбке. Щёлкнув меня пальцем по носу, говорит:
– Да? А мне показалось, будто мы всю жизнь знакомы.
Улыбаюсь, качая головой. На душе становится легче. Пристегнув ремень откидываюсь в кресле. Мотор Форда начинает тарахтеть, и машина плавно сдает назад. Выруливаем на дорогу, и так же плавно пускаемся в обратный путь.
Запрещаю себе смотреть в зеркало. Вместо этого тихо спрашиваю:
– Почему он придурок?
– Кто?
– Барков, – поясняю, глядя в окно.
Артём издаёт смешок и удивленно бросает:
– А ты что, не согласна?
Я очень даже согласна. Но я не могу просто принять его мнение, как факт. Мне бы хотелось понять, на чем оно основано. Ладно. Мне просто, черт возьми, нужно знать, почему придурком его считаю не только я!
– Может быть… – пожимаю плечом.
Чувствую на своем лице пристальный взгляд, но упрямо смотрю перед собой.
– Ну я не знаю, – говорит Артём спокойно. – Наверное, таким родился.
– Каким?
– Хочешь о Баркове поболтать? – спрашивает раздраженно.
– Не кричи… – говорю мрачно.
– Даже не начинал, – резко даёт он по тормозам.
До следующего светофора едем в полной тишине. И до того, который за ним, тоже. Я уже решаю, что тема закрыта, но тут вдруг слышу:
– Он в школе был «троллем».
– В смысле? – смотрю на парня удивленно.
Барков? Троллем?!
Смотрю в боковое зеркало, но за нами нет никаких черных БМВ.
– Они переехали откуда-то. Пришёл к нам классе в пятом. Зализанный, как придурок. И такой дотошный, просто жесть. Руку всегда тянул, на любой, блин, вопрос. Просто адский ботан, – хохотнув, продолжает он. – Прямо настоящая девка. И он класса до восьмого ходил с таким дебильным «дипломатом». Ну знаешь, такой квадратный с замками-крокодилами…
– Знаю, – почему-то хрипит мой голос.
– У его бати тогда денег не было ему даже на портфель нормальный. Они в общаге вроде жили вдвоём.
– И что? – вдруг злюсь я. – Поэтому он придурок?
Меня вдруг неимоверно злит такое высокомерное и поверхностное мышление в отношении кого бы то ни было!
– Нет, не все, – сделав голос ледяным, Колесов намекает на то, что ему не нравится такие наезды в его адрес.
Поджав губы, смотрю на снежинки, которые засыпают лобовое стекло, но дворники безжалостно их разгоняют.
– Он был недотрогой. Ни с кем из пацанов не общался. Такой странный фрик.
– А с ним хотели общаться? – буркаю я, прекрасно представляя, какими жестокими бывают дети.
– В основном его все стебали, – рассуждает Артём. – Но правда, не стебануть его – это надо было быть совсем ленивым. Он пару лет проходил в одном и том же свитере и галстуке. Галстуке, – качает он головой, будто погрузился в воспоминания.
Мне становится дико неприятно от всей этой истории. Лучше бы я не спрашивала. Лучше бы я не спрашивала, теперь придурком мне кажется не Барков, а Артём Трактор Колесов.
– Учился на одни пятерки. Ни одной, блин, четверки! Ни одной. Учителя его просто боготворили.
– Он закончил школу с золотой медалью, – вдруг говорю я.
– Ну да, папаша подсуетились, – усмехается он.
– Это официальная версия? – грубо спрашиваю, посмотрев на него.
Сжимаю зубы, не понимая, почему все это так меня бесит?
– Это факт, – бросает он.
Это фигня собачья! Его медаль в рамке висит в кабинете его отца. С проплаченными достижениями так не поступают!
– И что дальше? – спрашиваю я.
– Дальше он начал драться, – жестко говорит Колесов. – Бросался на всех, как псих, пока отца в школу не вызвали. Че-то он там ему вправил, но до девятого
